Понимаю, почему наши девочки так на него ведутся. Со стороны, если не знать, кто Мир на самом деле, он действительно мечта.

После совещания генерального обступают, засыпая новой порцией вопросов и комплиментов. Я, отмахиваясь от встревоженной Лены, тороплюсь в приемную.

Лукьянов – богач себе на уме. Кто знает, что он сделает, если заподозрит, что Ксюша его.

Дверь приемной хлопает, вызывая табун ледяных мурашек, бегущих по телу. Делаю глубокий вдох, поднимаю взгляд.

– Привет, – Лукьянов подходит к столу. Руки в карманах, взгляд напряженный.

– Здравствуйте, Мирослав Эдуардович, на ты мы с вами не переходили, – кладу перед мужчиной заявление об увольнении.

– Вот, значит, как, – его пальцы скользят по исписанному листу бумаги. Лукьянов вчитывается в текст, поджимает губы.

Телефон в его кармане разрывается стандартной мелодией и отвлекает внимание на себя. Лукьянов поднимает трубку. Уходит в свой кабинет нахмуренным, прихватив мое заявление.

Прикрываю глаза, пытаясь прийти в себя. Все еще кажется, что это какая-то шутка.

Мы с Ксюшей живем в своем маленьком уютном мирке. Нам хорошо друг с другом. Я люблю ее, она любит меня. И никого нам больше не нужно. Несколько раз она спрашивала, почему у других детей в саду есть папы, а у нее нет.

Я объяснила, что просто так бывает. Что люблю ее сильно-сильно, сразу за маму и папу. Ксюша немного взгрустнула, но приняла эту информацию.

И вот мы только вдвоем.

Появление Мирослава я воспринимаю как угрозу. Не хочу, чтобы такой, как он, лез своими грязными сапогами в чистый детский мир моего ребенка.

– Катерина Тимуровна, зайдите, – раздается голос Лукьянова по селектору.

Внутренне сжимаюсь.

Собираюсь.

Выдыхаю!

Уверена, он подписал.

Зачем ему нужно, чтобы я мозолила ему глаза, напоминая о прошлом.

Поднимаюсь на ноги, поправляю влажными ладонями юбку. Вскользь смотрю на себя в зеркало. Белая блузка в порядке, волосы заплетены в свободную косу, макияж сдержанный.

– Слушаю вас, – останавливаюсь в нескольких метрах от его стола. В комнате слишком сильно дует кондиционер, так что ежусь. Лукьянов замечает это и выключает его.

– Присаживайтесь, – указывает на стул перед собой. Руки складывает домиком, смотрит на меня поверх них.

– Я бы хотела забрать свое заявление и передать его в отдел кадров, – нетерпеливо смотрю на часы. – Уверена, успею подписать все за день и уже завтра меня здесь не будет.

В кабинете повисает молчание.

Лукьянов усмехается. Откидывается в кресле руководителя.

– Я не могу вас уволить, – заявляет отстраненно.

– В смысле? Я написала заявление по собственному желанию.

– Присядьте, пожалуйста, – Лукьянов поднимается на ноги, отходит к окну. Становится ко мне спиной. – Я человек новый в компании. Не знаю всех тонкостей. Вы были правой рукой Митрофанова, не просто секретарем, – он проходится пятерней по идеальной прическе, добавляя ей хаоса. Пять лет прошло, а движение такое знакомое, что сердце щемит. – Станислав Викторович в больнице. Учитывая диагноз, к нему почти не пускают. Особенно не пустят никого с работы.

– Это не моя проблема.

– Знаю. Моя. Именно поэтому я и не могу вас уволить.

Прикрываю глаза, чувствуя, как вибрирую внутри от злости.

Да как он смеет?

Неужели не понимает, что я не хочу его видеть?!

Он столько боли мне причинил!

Унизил!

Растоптал!

– Я компенсирую это время вам в тройном размере и выходным пособием не обижу, – продолжает свою речь также спокойно.

– А если я не соглашусь? – сжимаю кулаки до такой степени, что ногти врезаются в кожу, протыкая ее.

Он не имеет права меня заставлять!