— Я готова, — для убедительности даже киваю несколько раз.

— Все просто. Я помню их очень хорошо. Отец военный у тебя, мама домохозяйка. Она очень добрая и мягкая женщина, полная противоположность своему мужу. Но даже в твоем рассказе про нелюбовь к Жене, если вспоминать, как они тебе запрещали ходить по клубам и вечеринкам — это же не делает их плохими людьми. Я вижу лишь заботу и желание уберечь тебя от проблем, боли. Просто они только так умеют выражать свои чувства. И это я могу сказать однозначно, потому что знаю их. Знаешь, что мне твой отец сказал, когда мы на первом курсе у тебя собирались?  

Я напрягаюсь, потому что припоминаю такие моменты, и это не один раз было. Меня не пускали толком никуда, и после учебы я должна была быть дома. А вот приходить ко мне никогда никто не запрещал. Я начинаю нервничать, даже не знаю, почему. Мне неудобно за своих родителей. Мало ли, что папа мог наговорить тогда Дане. 

— Боже, только не говори, что он тебе угрожал… — онемевшими губами шепчу я, а Даня по-доброму усмехается, вокруг его глаз появляются маленькие морщинки, как солнечные лучики. И мне становится спокойнее, просто потому что для Дани это уже давно пройдено и не обижает его никак.  

 — Ну, тогда я чуть в штаны не наделал, — вновь усмехается сыщик, чем вызывает во мне ответную улыбку. И чтобы хоть как-то скрыть волнение вперемешку с весельем, я прикусываю губу. — Он мне сказал одну вещь: “Обидишь — накажу”. И вот что я вижу. Это все их забота, не желание навредить, а наоборот, уберечь. И то, что они мужа твоего не принимают, тоже из этой же оперы. Поверь мне, я много уже видел семей, когда дети страдали и просили меня найти виноватых. А потом раскрывалось, что родители издевались, проявляли особую жестокость. И вот там ярко прослеживались мания, а у тебя — другое. Но я все проверю и ты должна понимать, что мне все же придется поговорить, если будет нужно. Ты, кстати, с отцом делилась тем, что произошло? 

Я нервно продолжала кусать губу и переваривала слова Дани.

— Может, ты и  прав, но почему тогда мама себя так подозрительно ведет? Она точно что-то скрывает. Да и отцу рассказывать я не хочу. Он точно все спихнет на Женю и посадит меня на цепь дома. 

— Потому что он боится за свою дочь.  А кто ее должен защищать, если не родители? Муж? А где он? 

— Дань. Прошу. Только не вини его. Я уверена. Положись на мое чутье. Как в прошлом. Это не он. Он просто тоже запутался, ведь для него дети… — мне сложно было сказать это, ведь это не мой секрет. 

— Что, Ника… Договаривай. Если ты хочешь, чтобы я мог оценивать максимально непредвзято, говори все. 

— Я не могу это рассказать, просто знай, что для него дети - сложная тема…

— Ты и сама не знаешь? — Даня заинтересованно приподнимает бровь и испытующе смотрит на меня. 

Он чертовски прав… 

— Да. Я просто видела, как ему было больно делится этим со мной. Так же, как и мне о моем погибшем младенце. Понимаешь? Мы не обсуждали это и не разбирали наши тайны и переживания, скажем так общими словами только. И я не лезла, потому что сама знаю, насколько больно вскрывать эту рану...

Мне кажется,  Даня должен поверить в то, что мой муж невиновен. 

— Ник, а тебе не кажется, что это странно. Вы сколько времени вместе? Пять? Шесть лет? Вы же начали с ним встречаться на четвертом курсе, да? — он делает опять пометку в блокноте, и это меня начинает уже напрягать. 

Он копает не туда. Смотрит не в ту сторону. Делаю глубокий выдох и беру себя в руки.

— Допустим.

— Я вот к чему клоню. Не кажется ли тебе странным, что за достаточно долгий срок отношений он не поделился с тобой  этим секретом, когда ты ради него пожертвовала многим…