— Меня зовут Ричард Вуттон, — сказал этот странный тип, возясь с ключом зажигания. Машина чихала, тряслась, но не торопилась трогаться с места. — Мой отец, Сэм Вуттон, был рыбаком в Ньюлине, но однажды его так достали туристы, что он собрал вещи, взял нас с мамой и отправился на берег Бристольского залива, где море бьется о гранитные скалы. Там он основал Нью-Ньюлин, место, где можно спрятаться от всего мира.

Машина жалобно проскрипела и, наконец, поехала.

Фанни повернулась к Ричарду — теперь она слушала его очень внимательно.

— Это очень странное место, Нью-Ньюлин, — задумчиво, будто разговаривал сам с собой, продолжал он. — Там не слишком жалуют чужаков, плохо принимают новичков, да и с собственными соседями не ладят. Но там ты можешь быть таким, каким тебя создала природа. В детстве я мечтал уехать оттуда больше всего на свете и сделал это, как только мне исполнилось восемнадцать. Я перебрался в Бристоль, закончил здесь колледж, женился, у меня родилась дочь. Когда Мэри Лу исполнилось семь, она участвовала в соревновании по плаванию. И ушла под воду так надолго, что все страшно перепугались. Оказалось, что она прекрасно дышала под водой, — должно быть, кто-то из наших предков подцепил русалочью кровь.

— И что в этом такого? — поневоле втягиваясь в разговор, спросила Фанни. — Эта способность никому не причиняет зла.

— И тем не менее, — Ричард остановился возле хорошенького дома с лужайкой и принялся ковыряться с навигатором, вбивая туда какие-то координаты, — одноклассники преследовали Мэри Лу, требуя показать жабры. Тогда я отправил ее к деду… Когда доедете до Нью-Ньюлина, загляните в пекарню «Кудрявая овечка» и скажите моей дочери, что я скучаю.

Он улыбнулся, несколько вымученно — должно быть, голова у него болела просто адски, — и вышел из машины.

Согласно навигатору, от Бристоля до Нью-Ньюлина было 202 мили, которые можно было проехать за четыре часа. Фанни справилась за три с половиной.

— Фанни! — Камила все же повернула ручку замка и заглянула в кладовку. — О, ты здесь.

Как будто были другие варианты, мрачно подумала Фанни, с трудом выбираясь из кресла.

На высоченных каблуках она чувствовала себя несколько неустойчиво — от слабости мир покачивался.

Она протиснулась мимо Камилы — несмотря на жару, та была при полном макияже и с тщательно уложенной прической. Камила всегда выглядела так, будто собиралась на вечеринку.

В управлении никого не было, обычное дело. Тэсса не относилась к тем людям, кто день-деньской сидел за столом.

— Фанни, милая, — Камила следовала за ней по пятам, — этим утром в Нью-Ньюлине чувствовалось некоторое напряжение, и я сразу за тебя забеспокоилась. У тебя все хорошо, дорогая?

— Мне бы не помешал лимон, — наливая себе воды, ответила Фанни, — ты слишком сладкая.

— Но что тебя так взволновало, Фанни?

Камилу было нелегко сбить со следа.

Что ее взволновало?

Фанни вспомнила страшные глаза Фрэнка Райта, которые пронзали насквозь. Глядя в них, ты просто говорила все, что думаешь, не оставляя ничего за душой, — она, например, мигом выболтала о том, что живет в пансионате незаконно.

Страшные глаза на лице разбойника и убийцы.

— Один постоялец, — сказала Фанни, вдруг ощутив несвойственное ей злорадство, — тебе, Камила, было бы интересно с ним познакомиться.

Сидя на берегу, Фрэнк смотрел на Тэссу Тарлтон, которая купалась в море — прямо в майке. Очевидно, она не утруждала себя переодеванием в купальник.

Тэсса Тарлтон! Великий инквизитор, наславшая безумие на Лондон.

Фрэнк помнил ее: однажды она кого-то допрашивала в бристольской тюрьме, и, несмотря на толстые стены, тошно было и заключенным, и охранникам. Кто-то блевал, кто-то стонал, кто-то матерился.