Пашка вдруг почувствовал, что не боится. Не то чтобы совсем не боится – надо быть полным дураком, чтобы знать, зачем ты тут, и не испытывать страха.

Пашка дураком не был. Но страх в его душе исчез, уступив место трепету – перед просыпающейся природой.

Между тем бусинка росла, удлинялась, потом начала взбухать сверху, расти на глазах… и наконец от горизонта оторвался малиновый шар. И засиял так сильно, что на него стало невозможно смотреть. Наступил день. Первый Пашкин день в Барнауле.

Ещё до Нового года Пашка должен был найти Катю. И убедиться, что Катя – именно тот человек…

Едва в памяти всплыло имя Кати, как набатом ударила мысль: «Что ж ты сидишь? Её же сейчас убьют!»

Пашка подскочил, испугав старушку, но острая боль в затылке заставила его застонать и опуститься на скамейку снова.

– Тише, тише… – суетилась старушка. – Не надо так резко вставать… Я скорую вызвала, потерпите немного.

Но Пашка плохо соображал. Он вдруг ощутил, что в пульсирующей боли есть что-то знакомое, какой-то ритм…

Старушка с тревогой смотрела на Пашку, который сейчас сидел на скамейке. Ему было очень плохо.

– Как бы не инсульт, лицо-то перекошено… – шептала она. – Что-то скорая долго едет, опоздают ещё. Надо же, такой молодой…

Она заменила в платочке снег и снова начала заботливо прикладывать его ко лбу, к переносице, водить по лицу. И уговаривала потерпеть, расслабиться, что скоро всё будет хорошо и хорошо, что кровь носом пошла…

Неожиданно Пашка побледнел и замер. Зрачки расширились. Некоторое время ничего не происходило.

Старушка испугалась, принялась хлопать его по щекам, повторять:

– Сынок, сынок, ты чего? Ты это, держись! Слышишь?

Потом постепенно его лицо приобрело нормальный оттенок, но осталось каким-то… неподвижным, безэмоциональным…

Он встал. Спокойно, словно и не было только что никакого приступа. Его движения стали точными, размеренными.

Старушка попыталась снова усадить его, повторяла, что скорая едет и что Пашке нужно посидеть… Что у него приступ и нельзя так резко двигаться.

Пашка с удивлением посмотрел на старушку, отодвинул её, словно помеху, и пошёл спасать Катю. Ведь именно за этим его сюда и послали – спасать Катю…

Пока шёл к Ленинскому, Пашка активировал в смартфоне интернет-соединение и открыл страницу сайта «2gis». Просмотрел все варианты движения транспорта и выбрал самый оптимальный – такси. Предполагаемое время прибытия на такси на три минуты меньше, чем прибытие поезда метро Зелёной линии плюс время движения на трамвае до нужной остановки, и на пятнадцать минуты меньше, чем прибытие поезда метро Красной линии плюс время передвижения пешком. Так и так Пашка успеет раньше Кати прибыть к месту назначения.

Могли бы помешать пробки, но Пашка посмотрел сайт «Барнаул – пробок нет» и выбрал самый оптимальный маршрут.

Вызванное такси подъехало в тот момент, когда Пашка вышел на Ленинский проспект. Он сел в машину и назвал водителю маршрут.

– Любой каприз за ваши деньги, – усмехнулся водитель и нажал педаль газа.

В машине играла автомагнитола – подборка «Лучшие песни 90-х». Вадим Казаченко исполнял песню «Ах, какая женщина!».

«Сколько нужно мне вина, чтоб из памяти прогнать…» – с восхищением и горечью пел солист группы «Фристайл», а Пашка слушал, и сердце его стучало сильно-сильно, набатом! Оно ныло и рвалось, отдавало в виски, жгло глаза…

Но мозг его был спокойный, холодный. Боль в затылке исчезла, и жизнь виделась такой простой и понятной…

***

Катя вполуха слушала Колины байки и внимательно смотрела под ноги, чтобы не споткнуться или не свалиться в дренажную яму, пока поднимались по серпантину на Гору. Можно было, конечно, поехать по Зелёной – Октябрьской линии, и тогда вышли бы на станции «Демидовская» и по Красноармейскому поднялись бы в Гору – хоть на трамвае, хоть пешком. Но друзья сели на Красной – Ленинской. Поэтому вышли на станции «Речной вокзал». Идти немного дальше, но зато через Нагорный парк. Днём-то там красота. А сейчас, в темноте, было страшновато – ни серпантин вдоль горы, ни сам парк не были освещены. К тому же наверху были развороченные могилы. Ну и что, что зима, всё присыпано снегом и огорожено забором – церковь-то ещё не построили!