Они достигли незащищенного от ветра участка каменистого берега, где Гудсир упал на колени много часов назад. Поскольку градины здесь разбивались на мельчайшие осколки, под ногами у них лежал практически голый камень – и на нем следы обрывались.

– Рассредоточимся, – сказал Гор, который по-прежнему небрежно держал дробовик под мышкой, словно прогуливаясь по своему родовому поместью в Эссексе.

Он поочередно ткнул пальцем в каждого из мужчин и указал, в какую сторону тому надлежит направиться, чтобы поискать следы на границе каменистого участка, немногим превосходившего размерами центральную часть крикетного поля.

Следов, ведущих прочь с гальки, не обнаружилось. Мужчины несколько минут бродили взад-вперед, внимательно глядя под ноги, стараясь не ступать на нетронутый снег, а потом все застыли на месте, растерянно переглядываясь. Каменистый участок имел форму почти правильного круга. Никаких следов, уводящих за пределы оного, не было.

– Лейтенант… – начал Бест.

– Помолчите минутку, – сказал Гор резко, но не раздраженно. – Я думаю.

Сейчас он единственный двигался: широким шагом проходил мимо мужчин и напряженно вглядывался в снег и лед за пределами круга, словно пытаясь понять шутку, с ним сыгранную. Теперь, когда гроза ушла на восток, стало светлее (было почти два часа пополуночи по хронометру Гудсира), и снег с ледяной крошкой за границей усыпанного галькой пятачка оставался нетронутым.

– Лейтенант, – настойчиво повторил Бест, – я насчет Тома Хартнелла.

– Да, что с ним? – отрывисто спросил лейтенант. Он начинал обходить участок по третьему разу.

– Его здесь нет. Я только сейчас понял – я не видел Тома с момента, когда мы вышли из палатки.

Гудсир резко вскинул и повернул голову одновременно со всеми остальными. В трехстах ярдах за ними находилась низкая ледяная гряда, загораживавшая рухнувшую палатку и сани. Никакого движения на всем обозримом серо-белом пространстве не наблюдалось.

Все разом сорвались с места и побежали.

Хартнелл был жив, но без сознания и по-прежнему лежал под брезентом палатки. На голове сбоку у него вздулась огромная шишка – толстый брезент прорвался от удара градины величиной с кулак, – и из левого уха сочилась кровь, но Гудсир скоро нащупал слабый пульс. Они вытащили Хартнелла из-под палатки, достали два спальных мешка и устроили пострадавшего по возможности удобнее. По небу опять плыли темные облака.

– Насколько серьезна травма? – спросил лейтенант Гор.

Гудсир потряс головой:

– Пока неизвестно – узнаем, когда он очнется… если он очнется. Удивительно, что больше никто из нас не пострадал столь же тяжело. Это было поистине смертоносное низвержение твердых тел с небес.

Гор кивнул:

– Мне бы очень не хотелось потерять Томми после того, как его брат Джонни умер в прошлом году. Семья не перенесет такого удара.

Гудсир вспомнил, как готовил к погребению Джона Хартнелла, одетого в лучшую фланелевую рубаху брата Томми. Он подумал об этой рубахе, находящейся под мерзлой землей и занесенными снегом камнями во многих милях к северу отсюда, о ледяном ветре под черными скалами, проносящемся между деревянными надгробиями, – и содрогнулся.

– Мы все начинаем замерзать, – сказал Гор. – Необходимо поспать. Рядовой Пилкингтон, найдите опорные шесты и помогите Бесту и Терьеру снова установить палатку.

– Есть, сэр.

Пока двое мужчин искали опорные шесты, Морфин поднял брезент. Изрешеченная градом палатка походила на видавшее виды боевое знамя.

– Боже мой, – сказал Дево.

– Все спальные мешки промокли насквозь, – доложил Морфин. – Палатка внутри тоже промокла.