«Я был готов к самому худшему, но то, что мне привелось здесь увидеть, превосходило все представления, – пишет в своих мемуарах Герасимов. – Обстановка комнаты и обломки стен лежали подобно куче мусора, и все эти обломки и клочья были там и тут усеяны мельчайшими частицами человеческого трупа. Поблизости разбитой оконной рамы лежала оторванная рука, плотно сжав какой-то металлический предмет, – картина, которую я не могу забыть»[14].

Официальная полицейская бумага описывает поистине эпические разрушения. Мы приводим здесь эти жуткие описания последствий взрыва просто потому, что подобными бомбами террористы убивали людей. Тех, кого хотели убить, и тех, кто случайно или по долгу службы оказывался рядом. Планировали убивать – и убивали. Иногда террористы взрывались сами, и описания разрушений, которые при этом самоподрыве происходили, лишь показывают нам чудовищную силу их бомб.

«Прилегающая часть Вознесенского проспекта (панель и часть мостовой) в беспорядке завалены досками, кусками мебели и разными вещами, выброшенными силой взрыва из разрушенных помещений. Часть этих вещей перекинуло через всю ширину проспекта (37 шагов) в Исаакиевский собор, в котором на протяжении 16 шагов повалило даже чугунную решетку в трех пролетах… Номер 27 носил следы полного разрушения… Стены в этой комнате оказались частью разрушенными, частью выпученными наружу. Штукатурка потолка и карнизов растрескалась и местами обвалилась. В окнах все стекла и рамы выбиты и разрушены. Подоконник и часть рамы окна, ближайшего к ресторану «Мишель», обуглены, как равно и обои в этом месте. В амбразуре второго окна, на штукатурке откосов и в остатках рамы имеются выбоины, а откос окна забрызган кровью… У капитальной стены, прилегающей к световому дворику, стояли комод и шкаф, от которых после взрыва остались только обломки задних стен. У капитальной стены, выходящей на Вознесенский проспект, стояли письменный стол, трюмо и этажерка, но от этих вещей не осталось даже следа… В том месте, где находились комод и шкаф, на груде обломков досок и мебели, в расстоянии одного аршина от стены, лежал обезображенный труп мужчины. Голова его, обращенная к окнам, откинута назад, так что открыта шея, лицо обращено прямо к окнам. Туловище лежит спиной книзу. Грудная полость совершенно открыта спереди, в правой ее половине ничего нет, позвоночник в грудной и отчасти в брюшной полости открыт. Из левой половины грудной полости видны оба легкие. В связи с головой сохранились части плечевого пояса с прилегающими мышцами, а также руки без кистей и части предплечья. Брюшная полость совершенно разорвана; сердце было найдено среди обломков мышц в области левого плечевого сустава. Правая нога с частью таза лежит параллельно туловищу, на ней имеются остатки нижнего белья. Левая нога с частью тазовой кости лежит на разрушенной стене, служившей перегородкой между 26 и 27 номерами. Части пальцев и мягких частей тела были найдены в Исаакиевском сквере»[15].

В совершенно разрушенной комнате № 27 был найден паспорт на имя подданного Великобритании Артура Генри Мюр Мак-Куллона. На самом деле погибшим террористом оказался 23-летний Максимилиан Швейцер, российский подданный, член Боевой организации эсеров[16]. Именно он отвечал у террористов за изготовление взрывных устройств: бомбу, взорвавшую фон Плеве, снарядил именно он, Швейцер. Везде в его жизнеописаниях можно прочитать, что, будучи «передовых взглядов», Максимилиан Швейцер уехал за границу, где и вступил в Боевую организацию эсеров и изучил работу со взрывчатыми веществами. Даты тоже весьма показательны: уехав в 1903 году за границу, в самом начале 1904 года Швейцер уже руководит ячейкой террористов и обучает Покотилова снаряжению бомб, а в 1905 году устраивает колоссальный взрыв и гибнет в меблированных комнатах рядом с Исаакиевским собором.