Я снова не отвечаю и спешу прочь отсюда дальше по дорожке. О ноге я забываю, ее успевает как-то незаметно отпустить. Про какого беглеца говорил Изувер, я не понимаю. Мысли мои занимает другое: хоть бы моей будущей кличкой не стало «Малыш».

Темно-коричневая тюрьма строго режима остается позади, и я заставляю себя сбавить шаг. Ноги почти не гнутся, в животе ворочается противная муть, руки дрожат, я едва могу дышать и, кажется, сейчас разрыдаюсь. Едва минувшее злоключение, в которое я ввязался по собственной воле, всплывает в голове медленно, покадрово, как слайды диафильма.

Нет! Хватит об этом думать! – стараюсь приказать себе, но память отказывается слушаться и продолжает подбрасывать мне картинку за картинкой. Ухмылку Изувера, его угрожающе нависшую надо мной фигуру, непонятные объяснения и сопровождающие все это взгляды учеников, отчаянно смердящие надеждой, что я, – раз вмешался, – смогу им помочь.

Меня снова захлестывает злость, а из горла протискивается наружу бессильный всхлип. Глупо-глупо-глупо! Как же глупо! На что я рассчитывал? Что Изувер испугается моих угроз, раскается и всех отпустит? Он не похож на человека, которого может запугать ученик, даже если этот ученик отличается крутостью нрава и габаритов, а я не отличаюсь ни тем, ни другим.

Прокручивая в голове нашу до ужаса нелепую стычку, я невольно делаю о себе тот же вывод, что недавно озвучила Старшая: а я думала, ты совсем не соображаешь. Должно быть, действительно не соображаю. Ей-богу, надерзить водителю, поставить на место Старшую или, в конце концов, растолкать сонь тридцать шестой – все это имело бы больше смысла, чем то, что я попытался сделать. Надо же, герой сыскался! Набрался дури и попер на соперника явно не своей весовой категории. А теперь мне его, выходит, даже поблагодарить нужно за то, что не поднял меня на смех перед другими учениками. Уверен, при желании, он мог бы это сделать, не прилагая особых усилий.

Плиточный кровоток растрескавшейся дорожки продолжает нести меня по территории интерната, делая еще несколько изгибов и демонстрируя безлюдное лоно природы, но вскоре по правую руку от меня из кустистых зарослей вырастает еще пара зданий, напоминающих продовольственные амбары. Внутри них вижу копошение синих комбинезонов, но снаружи никого нет. Почти незримое присутствие рабочих почему-то придает мне бодрости, я глубоко вздыхаю, шаг становится увереннее и шире.

Дорожка тем временем уводит меня влево, и по обе стороны от нее начинают все чаще возникать деревья, которые постепенно превращаются в очередной перелесок. На пару минут я замираю перед ним, размышляя, стоит ли погружаться туда. А если потеряюсь? Никто, кроме Старшей, и о приходе-то моем не знает. Может статься, что, если заблужусь, меня и не найдут.

Страх делает мне несколько неприятных уколов, но я оттесняю его логичным решением: с дорожки сходить не буду. Если она кончится, сразу развернусь и пойду назад.

Под аккомпанемент вороньей переклички я движусь по лесистой территории минут пять, а затем замечаю небольшую полянку у маленького водоемчика, поросшего ряской и камышами. Но внимание мое привлекает даже не это, а щуплая курчавая мальчишеская фигура в потертой джинсовке, сидящая ко мне спиной на поваленном стволе дерева. Фигура неподвижна. Отсюда не разглядеть даже дыхания, и от этого становится не по себе. Меня тянет попятиться, быстро развернуться и убежать, но я, как назло, замираю и очень громко дышу, позволяя холодному страху запустить свои щупальца в мои внутренности.