– Да, верно, – после минутного молчания промолвила сидха. – Лучше уж… общество дхусса‑изгнанника, чем… чем Шкуродёрня. А почему тебя отторг клан, Меченый?

– Я похож на дхусса, однако не дхусс, Жёлтоглазая. И уже хотя бы поэтому никакой клан меня не отвергал. Потому что никакого клана у меня никогда не было и быть не могло.

– Ага, говори‑говори… А на щеке у тебя что? С дерева свалился?

Незнакомец в упор взглянул на сидху.

– На щеке метка клана Морры. Как она там появилась – особая история. Но скажи мне, где ты видела дхусса, знающего Siddhean, твой язык? Где ты видела дхусса, способного остановить охранную лозу истиннорождённой сидхи?

Девушка помолчала.

Её собеседник улыбнулся. Хорошей, открытой и доброй улыбкой – её, однако, сильно портили мощные клыки, впору любому зверю.

– Ого, – вздрогнула сидха. – И после этого ты говоришь… что ты не дхусс?

– И после этого я продолжаю говорить, что я не дхусс! – теряя терпение, рявкнул пришелец. Нахмурился и тотчас разгладил прорезавшие лоб складки. – Так ты всё‑таки поведаешь, как тут оказалась? А там, может, придумаем, что делать дальше. Я готов слушать, Жёлтоглазая, – закончил он уже совершенно иным тоном, спокойно и мягко. – Огонь, я знаю, вы терпеть не можете, еду нашу не признаёте, поэтому даже потрапезничать под беседу мы не сможем. Прежде всего, как тебя зовут, благородная сидха?

– Нэисс, – не слишком охотно отозвалась девушка. – А тебя?

– Тёрн, – ночной гость вдруг вскинул голову, насторожился – и тотчас вскочил, как подброшенный, схватившись за посох. – Вот так так… Это как же? Как она от меня‑то скрылась?..

– Ты чего? – тотчас подобралась сидха.

– Чего я? – повернулся к ней Тёрн, глаза его тоже сверкали. – А вот чего, Нэисс, – ты не знаешь разве, что за тобой всё это время кое‑кто полз?

– Что? – вздрогнула девушка. – П‑полз? К‑кто полз?

– А вот это мы сейчас и узнаем! – Тёрн пригнулся и разом исчез под низко склонившимися ветвями, играючи избегнув длинных колючек.

– Эй! Ты куда?! Вернись! – запоздало крикнула сидха.

Ночь ничего не ответила.

Нэисс вскочила на ноги, подхватив с земли охранную плеть. Истиннорождённой сидхе ничего не стоило взять след ночного гостя, пусть даже и дхусса, чьи родичи отлично умели, когда надо, отвести глаза любому преследователю.

Зачарованная ветвь завертелась, словно настоящая змея, схваченная за хвост. Ноздри девушки‑сидхи трепетали, жадно втягивая благоухание горного леса, сплетающиеся и сливающиеся ароматы десятков, если не сотен, редких трав, почек молодых елей, ещё только пускающих корни побегов многолистника… Здесь всё полнилось запахами, множеством запахов. Звери и птицы, травы и мхи, кусты и вьюнки – скалы жили, неся на каменных плечах тысячи тысяч малых жизней, и древнему хребту не было никакого дела до одинокой беглянки‑сидхи.

И никаких следов Гнили. Нет, недаром говорят, будто бы это – насланное на людей проклятье за вечную грязь их душонок и помыслов.

Сидха чувствовала всё это и ещё многое другое, не в силах, к своему глубокому изумлению, обнаружить лишь одного – следа странного дхусса, утверждавшего, что он вовсе не дхусс.

Однако прошло не так уж много времени, и назвавшийся Тёрном снова возник перед Нэисс – словно соткавшись из ночного сумрака и лёгкого горного тумана. Он сгибался под какой‑то ношей, но ступал по‑прежнему бесшумно.

Только теперь сидха ощутила то, что обязана была учуять давным‑давно, с самого начала: острый и едкий запах крови, смешанной с чародейскими декоктами. Крови, соединённой с магией, крови, пронизанной ею. Вонь ударила тяжёлым молотом, в голове у Нэисс помутилось; от внезапно нахлынувшей дурноты она пошатнулась, едва не растянувшись на земле.