Тёрн отвечал – кратко, но откровенно и чётко. Однако ни словом, ни звуком не упомянул о беглой сидхе по имени Нэисс.

Наконец спрашивающие как будто бы удовлетворились.

– А теперь, – Тёрн указал на неподвижную Стайни, – нам будет разрешён свободный проход?

– Будет, будет, конечно же, будет, – проворчал старик Призывающий, проделывая руками какие‑то пассы. С концов редких волосков на его коже срывались голубые искорки. – Мы вам разрешим проход. В обитель вечного покоя. В истинную смерть, откуда эту Гончую не вернут даже маги проклятого Некрополиса!

Тёрн только горько усмехнулся. Похоже, прозвучавшие слова откровением для него не стали.

– Неужто доблестные таэнги отринут слово? И зачем тогда было тащить нас сюда, если вы твёрдо решили прикончить её – а вместе с Гончей небось и меня?

– Не прикончить, глупый дхусс, – рассмеялся старик. – Вы станете частью наших оберегов, наших сторожевых чар и заклинаний. Мёртвые, вы станете стеречь границу нашего племени, предупреждать о появлении врагов. Ты, неразумный, конечно же, не заметил в листве черепов, прибитых к стволам? Это наши стражи. Неутомимые, неусыпные, неумолимые! Ничто не ускользнёт от их взора! Ничто! И вы тоже не ускользнули! Чем мы хуже наших соседей, поймавших ту дикую… – он поморщился, махнул рукой и вновь захохотал во всю глотку (весьма и весьма звучно для такого небольшого существа). Таэнг и в самом деле надрывался от смеха, хватался за бока, утирал катящиеся по морщинистым щекам слёзы, веселясь от души. Как говорится, обманули дурака. Он тут слова всякие произносил, что‑то про честь говорил – кому какое дело! Благо племени – превыше всего. Обмануть чужака – добро, обмануть и отнять жизнь – геройство.

Тёрн не сдвинулся с места, просто перекинул из руки в руку посох и спокойно осведомился у старика:

– И как же именно ты намерен это сделать, достопочтенный?

– Мы не оскверним нашего честного оружия отравной кровью мерзкой Гончей! – напыжившись, провозгласил Призывающий. – Мы раскроем Границу, и покорные слову нашему слуги явятся сюда из мрачной бездны, где пребывают они в ожидании нашего зова!

Толпа вокруг завыла и заревела в предвкушении.

Высокие тонкие голоса, такими бы исполнять хвалебные гимны; беснование кровожадных карликов от этого становилось только омерзительнее.

Тёрн не пошевелился. Стоял, опустив голову, словно ожидая прочесть у себя под ногами начертанные на плотно утоптанной земле загадочные письмена.

Вождь и Провидящая отступили в стороны, давая место Призывающему. Старик резко хлопнул в ладоши, закружился, быстро притопывая и высоко вскидывая острые коленки. Остальные таэнги принялись отбивать ритм кто на чём горазд, но получилось всё на удивление слаженно.

Десятки голосов затянули песню, дикую, протяжную, нечеловеческую. Мелодия сплеталась с выкриками Призывающего, уже успевшего ввести себя в состояние близкое к помешательству. Тёрн не вмешивался, он просто наблюдал – даже с неким отстранённым интересом.

Призывающий же метался вокруг столба с черепами, голос его то резал нестерпимым визгом, то падал до рокочущего баса, от которого, казалось, вот‑вот рухнет сам тотемный столб. И – роскошное высокое небо над деревней стало быстро заволакивать невесть откуда взявшимися тучами, клубящиеся тёмные потоки рванулись наискось через синеву, точно несущиеся к цели копья. Таэнги вопили и верещали с удесятерённым восторгом.

Тёрн ни с того ни с сего присоединился к ним. Никто не мог понять, что именно выкрикивает странный дхусс, – этого певучего и мелодичного языка здесь не слыхали уже много‑много столетий. Защитник Гончей не пытался броситься на Призывающего, вообще ни на кого не кидался – он просто стоял, и слова, срывавшиеся с его губ, на первый взгляд ничего не меняли и ничему не могли помешать. Призывающий метался и скакал как прежде, и пустые чёрные глазницы старых черепов засветились слепящим, режущим светом. Яростная белизна чистого уничтожительного пламени, готового неудержимым потоком устремиться в этот несчастный мир; Тёрн что‑то крикнул Призывающему, но даже богатырский голос дхусса не смог перекрыть воя и рёва поднявшегося урагана. Тёрн пригнулся, закрывая собой неподвижную Гончую.