Отныне я буду жить смело, не осторожничая, жить так, словно завтрашнего дня не будет. Во время перелета из Нью-Йорка в Рим я потратила несколько часов на составление огромного списка вещей, которые мне необходимо успеть увидеть, пока «свет не потухнет». Первую строчку в нем занимали «глаза моих детей», но как раз с этим придется подождать. Затем шли различные туристические достопримечательности, многие из которых мне удалось посмотреть в том же августе: каналы Венеции, Елисейские поля, королевский дворец в Вене и многое другое. Потом шли пункты, каждый из которых был невозможнее предыдущего и в которых перечислялось не столько то, что я хочу увидеть, сколько то, как я хочу жить. Например, «всегда останавливаться и смотреть на искрящиеся тротуары»[3], «спать только тогда, когда это совершенно необходимо», «читать абсолютно все».

Уткнуться носом в книги и брать жизнь за яйца, казалось бы, два диаметрально противоположных подхода, но чтение всегда было одним из моих любимейших занятий, и я отчаянно боялась навсегда лишиться этой великой радости. Разумеется, существуют аудиокниги, но сама возможность уткнуть глаза в бумагу и водить ими по странице, слева направо, слева направо, слева направо, сам ритм этого танца, его безмолвие, нарушаемое лишь тихим шелестом перелистываемых страниц, эти обложки с пятнами кофе, который пьешь, читая главу, обещающую перевернуть всю твою жизнь, – всего этого не получаешь, слушая аудиокнигу, и мне хотелось получить этого как можно больше, пока я еще могла.

В том августе перечитать абсолютно все на свете мне не удалось, но «Анну Каренину» я прочитала от корки до корки. И волшебным образом чтение этой книги обернулось реальными приключениями. В частности, на любовном фронте.

Я сидела на скамейке под фонарем на римской пьяцца Навона и читала главу, где Вронский едет за Анной в Санкт-Петербург, когда рядом со мной раздался мужской голос:

– О, хорошая книга!

Он говорил на безупречном английском, а легкий итальянский акцент лишь придавал ему шарма.

Я подняла голову и увидела стоявшего надо мной худого загорелого мужчину возрастом ближе к тридцати. Был уже вечер, поэтому я не смогла различить цвет его глаз, но они были явно темные, как и коротко остриженные волосы. В чистой, тщательно выглаженной рубашке-гуаябере с «Фонтаном четырех рек» за спиной он выглядел так, словно пришел на фотосессию для итальянской версии журнала Vogue.

– Вы любите Толстого? – спросила я на безупречном – как я надеялась – итальянском, лишь с легким американским акцентом для большего шарма.

Час спустя мы уже сидели в баре на виа делла Паче, пили красное вино и обсуждали русских романистов. Моего нового знакомого, высокого смуглого красавца, звали Бенедетто; он был кандидатом наук в области биомедицинской инженерии, жил в маленьком городке возле Венеции и приехал в Рим всего лишь на сутки по делам.

Мне пришло в голову, что это мог быть мужчина не только моей мечты, но и мечты моих родителей. Когда он заплатил за выпивку, я ждала, что он пригласит меня к себе в гостиницу (что, разумеется, я отклонила бы, поскольку даже красивые кандидаты наук могут оказаться серийными убийцами), но приглашения не последовало. Вместо этого он настоял, что проводит меня до дверей квартиры тети Риты, где я обосновалась вместе с Марисой. На булыжной мостовой перед домом он протянул мне листок бумаги с номером его мобильного телефона, попросил позвонить через пару дней и затем нежно поцеловал меня в губы.

Я заставила себя выждать два дня, прежде чем позвонить ему, тем самым демонстрируя, как мне казалось, недюжинное самообладание. Он был не просто джентльменом, он был итальянским джентльменом, а это редчайшая порода. Поэтому, когда он пригласил меня приехать к нему в городок в окрестностях Венеции, я не заставила себя долго упрашивать.