– Мои дети! Наши дети! И… мой Бранд! Значит, он тоже бродит бесприютным? А-а-а-а-а! Мой Бранд, мой отец, мои братья и сестры – все они… выброшены, как ненужные вещи?! Нет! Аластар! Так не может быть! Так нельзя! Он не может… Твой поганый Предвечный! Будь он проклят!

Ей показалось, что сердце ее живьем вынимают из груди и жарят на медленном огне прямо тут, на глазах у всех: у ошалевшей Грэйн, у перепуганных до смерти Эндриты и Шайи, у окаменевшего Джэйффа.

– Джона…

Аластар ждал чего-то подобного, если не более ужасного.

– Мой Бранд, мой Бранд! – раскачивалась из стороны в сторону шуриа, все еще пытаясь выдрать с корнем свои косы. – Бра-а-а-анд! Ты не заслужил таких мук, ты был лучшим мужем, ты был чудесным отцом, ты был почтительным сыном, ты был настоящим другом… Ты верил в… бога-обманщика. За что? Ты не виноват! Не виноват! Слышиш-ш-шь, Аластар Эск, он не виноват ни в чем, и наши с тобой дети. Это я… я во всем виновата… я родила их… я-а-а-а!

Столько боли, столько горя было в этом отчаянном крике, что духи дома, духи вещей в страхе шарахнулись в разные стороны.

«Бранд! Бранд! Я зову тебя! Приди и скажи, что это неправда!» – взывала сквозь тонкий мир шуриа.

«Это – правда, Джони», – тихонько прошептали невидимые губы прямо в ухо.

«Почему же ты…»

«Ты знаешь. Нельзя, нельзя просить мертвым у живых. Совсем, никогда».

«Но что же делать?»

«Не знаю, Джони. Пусть придумает этот твой… Аластар. Я не держу зла. Он всегда любил тебя сильнее всех, он был для тебя. Не я. Но ты должна спасти Раммана… – голос духа слабел и затихал. – Детей… Но и Раммана тоже… обязательно… Скажи ему, что я люблю его… Скажи…»

«Бранд!»

Напрасно звала, выбиваясь из сил, теперь все напрасно. Все потеряно. Все!

Когда умерла Элишва, Джона не рыдала – она знала, мать рядом, она станет духом, она вернется в землю Джезима и пребудет с ним навечно в покое и счастии. Когда убили Бранда, Джона прекрасно представляла, что делать – мстить, мстить жестоко и страшно, чтобы впредь неповадно было. Но теперь, когда тебя, ладно, пусть не тебя, но твоих близких предает бог, что делать теперь? Кому мстить, кого казнить? Пойти и отрезать голову тиву Хереварду, сделать из черепа светильник, а скальп повесить над камином? Но выходит, его смерть только насытит Предвечного?

Джона перевела дух и огляделась, тут же устыдившись своей несдержанности. Шуриа простительно, но не графине Янамари.

– Все? Утихомирилась? – недовольно буркнул Джэйфф. – Грэйн пошла укладывать детей. Ты головой-то прежде думай, а потом устраивай истерические припадки.

Он успел нацедить мрачному Аластару кружку прошлогоднего сидра и сам потягивал хмельной напиток.

– Вставай. Чего расселась? Ты бы еще на спину повалилась и начала ногами дрыгать. Хочешь, чтобы Шэрр заикой стал? Мамаш-ш-ша! На твоем месте, диллайн, я бы женщину наказал.

– Хватит! – отрезала Джона, вставая с пола самостоятельно, отвергнув помощь Эндриты. – Я сама себя уже наказала.

Села на лавку напротив Аластара, требовательно заглядывая ему в глаза.

– Ну? И что теперь будем делать? – негромко спросила Грэйн, уложившая и успокоившая детей, а теперь застывшая в дверном проеме.

– Меня интересует другое – обнародована ли эта тайна?

Джэйфф, как всегда, зрил в корень. Не каждый день народ обнаруживает, что его уже который век водят за нос, и обещанного с высоких алтарей посмертия не будет, и вообще ничего не будет, а за погребальным костром ждет… тьма и пустота.

– Мы не можем держать в секрете и не хотим. Тайной войны с Эсмонд-Кругом не получится, – заявил Эск, хрустнув костяшками пальцев. – При всем желании. Эсмондам нечего терять, народу тоже.