Он-то ведь думал, что дело в Яльдане Нимрэйде, в мелком пакостнике, в этом скоморохе в уродливой маске. Хела не приняла ползучего гада, выплюнула на берег с омерзением и гадливостью. А следовательно, отдала в руки Джэйффа Элира, на его суд.

Мужчина сладко хрустнул рыбьим хребтом, облизываясь и урча от удовольствия. Вкусная камбала, вкусные воспоминания.

Ох, какая это была охота! Всем ловам лов! Воин против разбойника, мужчина против насильника, шаман против масочника. Воин убьет врага, мужчина завоюет сердце женщины, шаман… С разбойником, насильником и предателем Джэйфф поступил именно как шаман. Он не стал долго пытать выродка, не стал медленно сводить его с ума от нечеловеческих мук. О, нет и нет! Бывший рилиндар убил бывшего капитана «Ускользающего» быстро и чисто. Потому что нет в этом мире такой казни, которая бы воскресила жертву или повернула время вспять, отыграв все назад. Иное дело – дух Яльдана Нимрэйда. Его Элир приговорил к участи страшной, связав своей волей, обратив в бессильный призрак, лишенный к тому же дара речи. Наказанному духу пришлось смотреть, как бывший воин Рилинды с полнейшим знанием дела снимает скальп с Яльдана Нимрэйда, отрезает голову, вываривает ее и делает из черепа светильник в своей холостяцкой берлоге. А еще ему предстоит неоднократно наблюдать, как Джэйфф Элир будет любить Грэйн эрн-Кэдвен – нежно, до изнеможения, раз за разом даря женщине наслаждение. Да, шуриа мстительны, а месть их неотвратима, точно закат или рассвет. Ну и что?

Рилиндар допил черничный отвар и засыпал костер песком. Пора было собираться. Самое время зайти к Ройану Лореа за обещанной лошадкой, на которую они с Грэйн погрузят подарки для Джоны и детишек. Там ведь целый сундук гостинцев: игрушек, книжек, одежек.

И все же дело не в Яльдане. Так, так… А в чем же? Или в ком? И что, если Элир расправился только с орудием, в то время как рука, направившая его, осталась невредима?

Целый год – это много или мало? И хватит ли года, чтобы вылечить любовью дух женщины?

Ты вернулась, Грэйн эрн-Кэдвен. Но вернулась несвободной и не пришла к нему, к Элиру, а сбежала от кого-то. А значит, снова уйдешь, чтобы потом вернуться. Просто так, без условий, без причины, без повода шагнешь навстречу и останешься. Так будет!

Шэррар родился в конце февраля, и вместе с ним, наверное, родилась новая Джойана Алэйя Янамари. Сделала первый вдох вместе с сыном: только он закричал и заплакал – а Джона улыбнулась. За стенами дома выла вьюга, где-то вдалеке ревело обезумевшее море – это Шанту трепал зимний жестокий шторм. Самое время родиться третьему и последнему сыну князя диллайн и беглой шуриа. Ночью, в бурю, в крошечной горной долине, на затерянном в ледяном северном море острове, ставшем последним пристанищем для народа про́клятых.

– Здравствуй, Шэррар! – сказала Эндрита, обтирая от крови и слизи крошечное тельце новорожденного, и спросила у матери: – С именем ты давно решила, а как насчет рода?

– Ияри будет, – хмыкнула роженица.

– И то верно. Ияри-то ведь не осталось совсем.

На том и порешили, и когда уже по весне примчался Аластар – отец младенца, то возражать он не стал. Право, с его стороны было бы лицемерием предлагать ребенку фамилию Эск, ребенку, которого он никогда не сможет признать сыном.

Риск был велик, доведайся эсмонды про детишек – и не жить ни им, ни их сумасшедшей матери… Но когда это было, чтобы про́клятые шуриа позволяли встать закону на пути их желаний? Шуриа живут, пока кипит в крови донджета – Жажда Жизни, пока чувствуют они радость и ужас, ненависть и страсть, пока мир продолжает их удивлять и страшить.