Этот первый, армейский, и последний, как небо и земля.

Понемногу я успокаиваюсь: прохладная вода делает свое дело, если пить мелкими глотками, дышать старалась ровно, хотя это трудно. Я впервые вижу его не на своих фото.

Он другой: и дело не в возрасте. Просто другой человек. Я заметила мельчайшие изменения. На более позднем снимке он не улыбался. Лицо асимметричное, линия рта прямая, ничего не выражающая. И глаза уже такие, какими я их запомнила. Нечеловеческие. Насквозь проболевшие жизнью. Черные, нездешние. На лице шрамы. В шоке я еще раз сравнила снимки, пытаясь понять, что произошло в период между ними. На первом – ему лет двадцать. Второй снимок выглядел поздним: сделали два-три года назад.

И что же с тобой случилось? Кто ты?

Промокнув щеку влажной салфеткой, я начала читать текст.

13. Глава 13

– Этого не может быть, – прошептала я.

О нем много написано. Очень много. Взгляд сам бежал по строчкам, я хотела остановиться – не могла.

У меня горели губы: то ли тот ублюдок задел, когда вмазал, то ли от воспоминаний. Та ночь, запах сигарет, мяты и кожаного салона. Его зубы, жжение от щетины – своими алчными поцелуями, которыми терзал, пытаясь утолить сексуальную жажду, он растер кожу вокруг рта.

Андрей – наемный убийца. Был в международном розыске. Бандит, лидер ОПГ, наемник, убийца и психопат. Это не может быть он! Но я смотрю на фото и улавливаю то, что уже видела в нем. Был осужден на пожизненный срок, сбежал из тюрьмы после трех лет отбывания. Вспоминаю его голод и верю в это. Он был очень голоден.

«Ты давно один?»

Шрамы, которые он не дал трогать. Его пытали. Они остались после пыток.

Лжец.

Я рассматривала снимок, гладя пальцами, словно слепая.

Да бред это… Не может быть… Не мог такой человек – какой здесь описан, после многочисленных заказных убийств, пыток и тюрьмы, сделать то, что он для меня сделал. Он же добрый. Закрытый, с какой-то первобытной жестокостью в душе, но ведь добрый или нет?

Такой человек не стал бы отпаивать меня водой, защищать…

Называть своей девочкой.

Пусть это будет ошибкой.

Умоляю, пусть кем угодно будет, только не тем, о ком написано.

– Господи, только не это…

Я взяла зажигалку со стеллажа и поковыляла с блокнотом в ванную. Когда я вышла, бандиты и компания Валеры в коридоре притихли, провожая взглядами. Брела, поддерживая живот, и ныла сквозь зубы, но стало так плохо, что уже плевать – пусть смотрят.

Перед глазами все расплывалось от слез. Живот тянуло так, что я едва дышала. На этом фоне я даже перестала ощущать боль в скуле.

Я заперлась в ванной.

Облокотилась на раковину, давая отдых животу, и зажмурилась.

Киллер.

Не верю. Это ошибка.

Он сказал: служит, мотается в командировки. Сказал, что снайпер. Фактически не врал – служил когда-то. Я прочла краткую биографию. Воевал, затем пропал с радаров, а когда про него услышали вновь – уже был в составе преступной группировки. Я не поняла, что его к этому подтолкнуло. Через несколько лет занялся заказными убийствами. Почему – тоже неизвестно. Человек-призрак. Ни семьи, ни дома, одни белые пятна в истории. Но хотя бы настоящее имя знаю.

Щеки обожгло от горячих слез.

Обида, боль, разочарование, страх. Каждое из этих чувств можно вынести, но не все вместе. Я старалась не плакать, чтобы хуже не стало, но если бы не заплакала – слезы разрезали бы меня изнутри.

– Мама, что делать, – шептала я сквозь горячий плач, – что теперь делать…

На меня накатывали волны запоздалого страха.

Картины прочитанных историй стояли перед глазами, как живые. Он не брезговал пытками, жестоко расправлялся с врагами. Там написано, что у него был фирменный почерк. Фирменный почерк в пытках… как это понимать? Сердце сжималось от ужаса и жуткого предчувствия. Ему тридцать семь, я подсчитала: у него за плечами пятнадцать лет тяжелой криминальной карьеры.