– Отлично! – обрадованно похвалила Никки профессор. – И что вы почувствовали, вспомнив платоновское определение?

– Ну… мне было приятно, что я поняла эту ассоциацию, значит, и я, и он – оба читали Платона.

– Верно! – Джоан Гуслик просияла. – Возникла новая ниточка между автором и читателем. Хорошая книга полна неявных сообщений и сама ищет себе друзей. Культуру можно определить как мощный комплекс ассоциаций в многомерном пространстве смыслов. Мышление, создание текста и чтение глубоко ассоциативны; мы живем в паутине культурных нитей, выращиваем новые ассоциации и изнашиваем старые. Есть культурные провода, вызывающие при касании просто электрический разряд.

– Я испытываю нечто похожее, когда проезжаю Верону или Стратфорд-на-Эйвоне, – сказала Дзинтара.

Профессор кивнула:

– Культура гиперассоциативна. Обучение превращает информационные или художественные посылы мыслителей в подсознательные рефлексы, встроенные в интуитивную и эмоциональную сферы человека. Развитие интеллекта – это выращивание клубящегося пространства связей, в котором ищутся новые объединяющие идеи.

Гуслик подумала и сказала:

– Платоновское определение человека меня не устраивает, и, рассматривая человека в контексте цивилизации, я бы сказала так: культурный человек – это ассоциативный человек.

Профессор повернулась и спросила кудрявого румяного Жюльена, вальяжно развалившегося на сиденье:

– А у вас какие ассоциации вызывает слово «человек»? Может, вы предпочитаете дать ему другое определение, отличное от платоновского или моего?

Жюльен из Ордена Сов-умников состроил снисходительную гримасу на кругловатом подвижном лице и небрежно сказал:

– Человек – это животное, выдержанное в рассоле слов.

Две девушки, сидящие сзади Жюльена, восторженно захлопали. Обаятельный речистый француз, гордящийся своим родственником и тёзкой – Жюльеном Ламетри, знаменитым философом эпохи Просвещения, изящно поклонился в ответ.

Гуслик улыбнулась и снова вспомнила интеллектолога:

– Я во многом согласна с профессором Эксмином. Интеллект влачит в человеческом обществе странное существование. Практически нет книг и фильмов про умных юных героев, которые при этом – не смешные рохли, а вполне адекватные молодые люди, способные танцевать, драться и влюбляться. Средний человек не любит интеллектуалов, и массовая культура всячески подпевает простакам, стараясь утешить обидчивую серость.

Никки села в пустой лифт на пятом этаже Гуманитарного корпуса и поехала вниз. По стенке лифта ползли древние строки:

На четвёртом этаже лифт остановился, и в него вошла рыжеволосая Элиза-Дракон. Она была рассеянна и заметила Никки лишь спустя несколько секунд. Лицо Элизы гневно исказилось, и девушка сделала инстинктивное движение к выходу, но двери лифта уже захлопнулись.

– Здравствуй, Элиза, – приветливо улыбнулась Никки.

Рыжеволосая красавица-Дракон не отвечала. Она в упор смотрела на Маугли, и её глаза метали яростные молнии.

– Ты зря так сердишься, – сказала откровенная Никки. – С Джерри у тебя всё равно ничего бы не получилось.

– Много о себе воображаешь, Никки Гринвич! – рассерженно зашипела Элиза. – Если бы ты его не украла у меня на Балу Выпускников, он был бы мой!

– Ты ошибаешься, – возразила Никки, – наоборот – я тебя спасла от разочарования. Если бы ты смогла украсть его в тот вечер.

Элиза с размаху ударила по кнопке аварийной остановки; лифт обиженно дёрнулся и остановился, пища и мигая огнями.

– Мне плевать, что ты королева! – пылко воскликнула рыжая красотка. – Я впервые нашла такого парня. Танцует как бог! Я его тебе не отдам – он всё равно будет мой!