В то же время постепенная эволюция понятия капитала сопровождалась ростом понимания функционирования денег как капитала. На заре истории обыденное сознание объясняло процент, который приносят деньги, отданные в качестве ссуды, тем, что эти деньги «работают». Но такое объяснение не могло долго оставаться удовлетворительным. Наука выдвинула против него тезис, согласно которому деньги сами по себе – бесплодны. Уже в античности точка зрения, которая позже воплотилась в чеканную римскую формулировку pecunia pecuniam parere non potest[92], была общепризнанной. На ней в течение сотен или даже тысяч лет основывались все дискуссии о природе процента. Аристотель в своей «Политике» приводит соответствующее утверждение не как некую новую доктрину, а как всеми признаваемое общее место[93]. Несмотря на тривиальный характер этого утверждения, тезис о бесплодности денег был весьма важным и необходимым шагом в процессе понимания природы капитала и процента. Если сумма денег, отданная в ссуду, приносит «плоды» и если этот феномен невозможно объяснить физической производительностью денег, необходимо искать ему другое объяснение.
Следующим шагом на этом пути было наблюдение, что после того, как денежная ссуда получена, заемщик, как правило, обменивает деньги на другие экономические блага. Значит, те владельцы денег, которые хотят получить прибыль от их использования, не отдавая их в ссуду, делают то же самое. Это наблюдение стало отправным пунктом для вышеупомянутого расширения определения понятия капитала и для перехода от денежной ставки процента к проблеме «естественной» ставки процента.
До того как был сделан следующий шаг, прошли столетия. Поначалу развитие теории капитала совершенно прекратилось. Строго говоря, дальнейший прогресс был никому не нужен. Того, что было известно и понято, было совершенно достаточно, – ведь задачей науки тогда считалось не исследование реальности, а оправдание идеалов. Между тем общественное мнение порицало взимание процента. И даже позже, когда взимание процента было признано в греческом и римском праве, он не уважался, и классические авторы стремились перещеголять друг друга в осуждении этого занятия. Когда [христианская] церковь запретила взимать процент, обосновывая этот запрет цитатами из Библии, это пресекло все попытки самостоятельных размышлений на данную тему. Каждый теоретик, интересовавшийся данным предметом, был обречен на то, чтобы трактовать взимание процента как вредное и неестественное проявление жадности. Соответственно, авторы видели свою главную задачу в том, чтобы найти новые возражения против этой практики. Они стремились не выяснить, как возникает процент, а поддержать тезис о необходимости его запрета. В этих обстоятельствах авторам было легко некритически перенимать друг у друга доктрину бесплодности денег, которая служила убедительным аргументом против уплаты процента. Таким образом, – не в силу своего содержания, а из-за выводов, которые она позволяла обосновать, – доктрина бесплодности денег стала препятствием развития теории процента. Она перестала быть таким препятствием и стала помогать развитию новой теории капитала только после того, как была отброшена старая теория процента, основанная на догмах канонического права. Первым следствием нового положения вещей стала необходимость расширить понятие капитала и рассмотреть проблему в новом контексте. И в обыденной речи, и в построениях ученых капитал больше не сводится к «сумме денег, выданных в качестве ссуды», превратившись в «накопленный запас благ»