Виктория тянулась к нему, доверчиво и неумело откликаясь на ласки, а когда он подхватил ее и понес в спальню, обвила руками его шею, уткнувшись носом в нее.
Как он целовал Викторию и как он ее хотел, Андрей не испытывал никогда и не с кем. Миллионы импульсов растекались по телу, прошибая током каждый нерв. Это было упоение, наслаждение, высшая степень удовольствия, которую он впервые познал в таком количестве.
Больше всего после близости с Викторией Андрей боялся, что его чувства поугаснут, что она ему наскучит, как любая другая женщина, которая была до нее в его жизни. Но нет, он наслаждался каждой минутой, проведенной с ней, дорожил каждой улыбкой, замирал от любого ее прикосновения, а без запаха ее кожи уже не мыслил свое существование. Каждый раз, прикасаясь и вдыхая ее аромат, он ощущал, что ему не хватает воздуха, как рыбе, лишенной доступа к воде.
После трех месяцев таких отношений на пределе чувств, на пределе наслаждения и счастья он принял решение жениться на Виктории. От такой любви должны рождаться дети, да и жизнь заиграла совсем другими красками, захотелось чего-то нового, и он понял, что перешел на совсем другой уровень. Да, было страшно, но, когда он представлял себе, что рядом нет Виктории и его привычный образ жизни возвратится в прежнее русло, связанное только с работой и глупыми случайными встречами, это казалось еще ужасней. Да и кто знает, сколько нам уготовано? Пусть то, что даровано, будет ярким и пропитанным любовью.
Помолвочное кольцо для Виктории он заказал у своего лучшего дизайнера и собирался сделать предложение в день ее рождения — седьмого декабря, а на следующий день поехать знакомиться с родителями. Почему-то этот момент он оттягивал, боялся, что им не понравится жених дочери, ведь он одного возраста с ними. Эти опасения он и высказал Виктории накануне ее дня рождения.
Они сидели в уютном грузинском кафе на старом Арбате, и Андрей спросил:
— А твои родители интересуются твоей личной жизнью?
— Не особо. Раньше они меня берегли, рассказывая, насколько коварны мужчины и что им нужно только одно, но, когда я совсем перестала интересоваться мужским полом, забили тревогу, объясняя, что быть одной тоже плохо. Сейчас они знают, что я с кем-то встречаюсь, но ни папа, ни мама ни разу не спросили меня о тебе.
— Им это безразлично? Или они надеются, что это несерьезно?
— Не знаю, — пожала плечами Виктория, — они вообще мало мне уделяли внимания. Сначала бабушка с дедушкой занимались мной, а когда их не стало, я уже была взрослой. А так как они никогда не занимались моим воспитанием, то и не решились начинать, наверное. Тем более мне было уже восемнадцать. Как говорят, что выросло, то выросло.
— А с мнением твоим считаются?
— Если честно, ты мы практически не пересекаемся во мнениях. Я выполняю свою работу по дому: раз в неделю помогаю маме с уборкой по дому, содержу в чистоте свою комнату, забегаю в магазин, если меня просят что-то купить, по выходным могу приготовить что-то поесть. А так питаюсь тем, что есть в холодильнике, или тем, что куплю по дороге домой.
— А чем они занимаются?
— У них свой мебельный магазинчик. В начале девяностых они зарабатывали на том, что продавали мебель. Сначала из Прибалтики возили, потом из Китая и Турции, сейчас из Италии. Они целыми днями там пропадают. Так было, когда я еще маленькая была, и сейчас.
— Не обидно? — нахмурился Андрей.
— У меня бабушка с дедушкой были, и я выросла и считала это нормой. Потом университет и страсть к золоту заняли все мое свободное время. Чтобы думать о том, что я несчастна или обделена родительской любовью, у меня не было времени. Сейчас что-то менять? Нет, лучше я на их ошибках сделаю заметки на полях и в своей семье буду уделять детям повышенное внимание и не обделю любовью с самого их рождения.