– Сердце Египта, – торжественно объявила мама. – Прямо из гробницы Аменемхеба.

В соответствии с законом, каждый фараон во время коронации получал огромный амулет-оберег, который назывался Сердцем Египта, потому что от здоровья и благополучия фараона зависела судьба всей страны. Когда фараон умирал, Сердце Египта клали на его мумию. Однако в гробнице Тутмоса Сердце Египта не обнаружили, и на протяжении многих лет местонахождение амулета оставалось для ученых-египтологов одной из главных загадок.

– Да, – сказала мама, едва не лопаясь от гордости. – Все это время амулет находился в гробнице Аменемхеба, а не Тутмоса.

Когда мама передавала скарабея в руки папы, я взглянула на Фагенбуша.

Его лицо буквально пылало от алчности и возбуждения. Большинство людей становятся красивее, когда краснеют, но только не Фагенбуш. Покраснев, он становился еще более уродливым и пугающим, чем обычно, как будто краску его лицу придавал жар, идущий от углей самого ада.

Дав папе немного подержать Сердце Египта, мама забрала амулет, снова завернула его в бумагу, положила назад в свой саквояж и похлопала по его кожаной стенке рукой.

– Припрячем его здесь на время, ты согласен, Алистер?

– Абсолютно.

Взрослые снова принялись ахать и охать, рассматривая мамины находки, а я, честно говоря, устала от всей этой суеты, тем более что мне строго-настрого запретили притрагиваться к чему-либо. Кроме того, поток темной энергии от про́клятых предметов был таким сильным, что у меня тупо заныла голова, застучало в висках и напряглись нервы.

Я посмотрела на стенные часы, они говорили о том, что пора выпить чаю и перекусить. Если мне капельку повезет, я, пожалуй, уговорю родителей отпустить меня одну в лавку, где можно будет купить, наконец, настоящей еды.

Единственной загвоздкой был Фагенбуш – если я уйду за покупками, он доберется до новых артефактов раньше, чем я, и даже успеет до моего возвращения припрятать некоторые из них. Зная Фагенбуша, я могу с уверенностью говорить о том, что это будут предметы, в которых спрятано больше всего темной магической силы.

И тут меня осенило.

– Э-э, мистер Боллингсворт! – сказала я небрежным тоном. Почему-то именно этот тон всегда заставляет моего папу вздрогнуть и обратить на меня внимание, чем бы он при этом не был занят. Так, говорят, реагируют на звук трубы списанные на пенсию боевые кони.

– Да, Тео? – спросил Найджел, отрываясь от только что открытого им ящика с восковыми фигурками шабти.

– Вы не знаете, мальчики из Хеджвикской школы для трудных подростков уже ушли?

Найджел вспомнил про юных сорвиголов, которые должны были прийти сегодня в музей на экскурсию, и его лицо вытянулось.

– О господи. Нет, не знаю. Полагаю, надо пойти взглянуть, вдруг они сломали что-нибудь, а может, утащили легендарный меч или какую-нибудь другую штуковину.

Я подошла ближе и заглянула в открытый Найджелом ящик.

– Ой, что это? – спросила я идиотским тоном.

На самом деле я отлично знала, что это фигурки шабти, их находят в любой мало-мальски приличной египетской гробнице. Восковые или глиняные шабти должны были прислуживать умершему в загробной жизни и делать за него всю тяжелую работу.

Однако, присмотревшись внимательнее, я обнаружила, что эти фигурки совсем не похожи на обычных шабти. Во-первых, у них слишком грозный вид, простые слуги такими не бывают. А во-вторых, каждая фигурка держала в своих глиняных ручках какое-нибудь оружие – копье, кинжал, меч, боевой топорик. Итак, эти шабти были грозными и вооруженными – очень, очень странно.