Когда Осипенко увели, офицеры и милиционер переглянулись.

– Значит, Пан, – задумчиво произнес Коновалов и добавил: – Не все, стало быть, с немцами ушли.

– Поляк? – неуверенно предположил Рябцев.

– Не факт, – возразил Шишкин. – Он мог и царем-батюшкой назваться, сути это не изменило бы.

– Сергей, а ты долго в минском угрозыске работал?

– Еще с тридцатых. Ну, если совсем точно, то с тридцать второго. По комсомольскому набору пришел. Хотя, признаюсь честно, поначалу не хотел идти, думал, не мое это. А потом не заметил, как втянулся. Но это уж так, к слову. Я еще раз повторяю, никого с кличкой Пан в тамошнем уголовном мире не было. А я-то уж его за девять довоенных лет мало-мальски изучил.

– Ну, если он из Минска, то для местных мог и по-другому назваться, – предположил Василий.

– Нет резона, – возразил старший опергруппы. – Видишь ли, Вася, у уголовников тоже везде связи и, как бы поточнее сказать… – Он пощелкал пальцами. – Что-то вроде своей голубиной почты. Грубо говоря, если в Москве тебя знают, допустим, под кличкой Барсук, то и в Питере, и в других городах тоже будут знать, что ты Барсук, а не Воробей, например. Смекаешь, о чем речь?

– Смекаю. То есть он и в Минске или в каком-то другом городе мог быть Паном и здесь так же представился.

– По сути, да. Но, если честно, я сомневаюсь, что он вообще уголовник и уж тем паче «законник», то бишь вор в законе. Во-первых, такие у немцев не служили. Ну, разве что самые отъявленные авантюристы. А во-вторых, если этот Пан не был рядовым полицаем или мелким конторщиком, то тут ясно, что он – не шантрапа. Таких бы никто до постов выше тех же самых полицаев просто не допустил бы.

– Тоже верно. Сергей Филиппович, а может, допросим этого Петьку? – предложил Коновалов. – Одно дело – уголовники, а другое – немецкие прислужники. Пусть расскажет про Пана.

Шишкин побарабанил пальцами по столу и согласился:

– Можно. Сейчас его приведут.

Через несколько минут дежурный милиционер ввел молодого человека с взлохмаченными, цвета меди, волосами, вздернутым носом и густо усыпанным веснушками лицом. На окружающих он смотрел с откровенной неприязнью.

– Садись, – сказал ему Шишкин.

– Да я и так скоро сяду, – скривился парень.

– Ну, это если очень повезет, сам знаешь почему. Но это к слову. Я – капитан Шишкин Сергей Филиппович, это мои коллеги – майор Коновалов и капитан Рябцев. Ну, а тебя как звать-величать?

Задержанный помолчал немного.

– Петя, – наконец выдавил он.

– Стало быть, Петр. Прекрасно. А полностью?

– Гордеев Петр Егорович.

– Вот и славно. Ну, Петенька, давай-ка с тобой побеседуем по душам. Ты нам расскажешь все о себе да о делах своих неправедных.

Петр перевел взгляд на собравшихся в кабинете.

– Да вы, небось, и так знаете, кто я, – усмехнулся он.

– Знаем, Петр, знаем, – сказал Коновалов. – Но сейчас нас интересуешь не только ты или твои дружочки по банде, с которыми ты всякие непотребства творил, но и твои старые знакомые.

– Какие еще знакомые?

– Да вот, например, Пан.

– Не знаю такого.

– Да неужели? – расплылся в сладкой улыбке Рябцев. – Ну, мы тебе подскажем. Это тот, кому вы краденое сбывали.

– Так сбывал-то не я. Потап к нему ездил.

– Так ведь с тобой же ездил.

– Ничего подобного.

– Правда? – тут уже хитро прищурился Николай. – А вот дружки твои говорят, что ты вместе с ним товар возил. К этому самому Пану, которого ты хорошо знаешь.

– Брешут.

– Ага, прямо хором, – вмешался в разговор старший. – Ты, Петенька, плохо уголовников изучил, хоть и был с ними в одной шайке не один день. Никому неохота на себя чужие грешки брать, да и собственные тоже. Ты ведь кто? Полицай бывший. Так они с радостью на тебя всех собак повесят. Девиз «один за всех и все за одного» тут не прокатит, мил человек. Дружки тебя потопят и глазом не моргнут. Если уже не потопили. Потому что рассказали они все про твою дружбу с Паном.