Майор Перебатов тем временем немного успокоился.
– Прилетевшие должны оставить следы, – сказал он уже миролюбиво.
– Я ничего не заметила, – непроницаемо ответила Луданная.
– Не сомневаюсь. Давай проверим твою халабуду.
Перебатов пошёл к замку, Луданная – за ним, а историки – за офицерами.
В залах и комнатах замка Перебатов не обнаружил ничего интересного.
– В подвале своды осыпаются, – предупредила Женя.
– Авось не угробимся… – буркнул майор.
В обширном полуразрушенном подземелье трупов было не меньше, чем на этажах, и застойное зловоние загустело здесь, как мазут. Офицеры зажгли ручные фонарики. Клиховский жадно оглядывался, надеясь увидеть зелёные снарядные ящики из музея доктора Хаберлянда. В лучах мелькали упавшие стеллажи, выщербленные пулями кирпичные углы, пустые каски, солдатские ранцы, пулемётные ленты, жуткие лица мертвецов, их руки со скрюченными пальцами, а ещё какие-то мешки и доски, гнутые ветви бронзовых люстр, канделябры, поломанная мебель в позолоте, резные рамы картин. Искрами вспыхивали гильзы и осколки фарфора. Клиховского продрал озноб. Значит, экспонаты Хаберлянда действительно были переправлены в Лохштедт!
– Что тут за филармония была? – мрачно удивился Перебатов.
– Хранились фонды местного музея, – пояснил Пакарклис.
Пакарклис знал это от Клиховского.
Спотыкаясь и матерясь, Перебатов добрался до конца подземелья, точнее, до той его части, где своды и опорные колонны обвалились. Груды кирпичей и обломков лежали поверх трупов. Можно было карабкаться и дальше, но майор остановился, размышляя. Общая картина ему стала понятна.
– Ты туда заползала? – уточнил майор у Жени, указывая лучом.
– Разумеется.
– Есть вероятность, что там был схрон с оружием или взрывчаткой?
– Я осматривала помещение на предмет книг.
– Ну, почитаешь их, когда вышибут из армии, – проворчал майор.
Клиховский торопился запомнить то, что сейчас видел. Не исключено, что зелёные ящики погребены под осыпями, однако этих ящиков, по словам Хаберлянда, было много, с десяток, и какой-нибудь непременно торчал бы наружу. А Клиховский не заметил ничего. Значит, зелёные ящики, все вместе, стоят в другом хранилище. Учитывая их ценность, в более надёжном бункере.
Сердито сопя, майор повернул к выходу.
С пригорка, от замка, бронекатер и гидроплан выглядели как крокодил и огромная бабочка. Отдышавшись на свежем ветре с залива, Перебатов снова подошёл к Луданной. Клиховский услышал их негромкий разговор.
– Скажи-ка, эти профессора у тебя сомнений не вызывают?
– Тот, который в очках, был наркомом юстиции в советской Литве.
– Они все западники, Женька. Порождение национальной буржуазии. Им доверять нельзя. Среди них могут оказаться те, кто связан с диверсантами.
– Хорошо, я приняла к сведению. Покопаю их биографии поглубже.
Клиховский понял, что глубокое дознание непременно выведет русскую дефензиву на фальшивую личность Бадштубера. Тем более он уже проявил своё знакомство с диверсионными минами… Надо что-то предпринять.
– Женька, я ничего не имею против тебя, но ты не тянешь оперативную работу, – совсем тихо сказал майор. – И в штабе не я один так считаю.
Луданная прекрасно понимала, почему Перебатов внушает ей, и не только ей, что армейская контрразведка не её дело. Майор взял Женю за локоть, словно пытался утешить, но Женя твёрдо высвободила руку. Майор вздохнул с наигранным сожалением: ох уж эти бабские обиды без причин!..
– Ладно, увидимся вечером.
Перебатов пошагал к берегу, придерживая на боку потрёпанный планшет. Женя смотрела в сторону, сжимая губы; глаза у неё непримиримо почернели.