– Ну, разозлишься, и что?

Кречетов толкнул его в грудь. Когда тот упал, он завернул верзиле руку за спину и вывел его с площадки.

Сидевший на лавке сгоряча бросился на Кречетова, но потом струхнул и отступил. Все трое разбежались по двору. Огрызаясь и подбадривая друг друга, они кружили вокруг Кречетова, однако напасть не решились и вскоре ушли.

Решив больше не искушать судьбу, Кречетов дождался удобного случая, вошел в подъезд и поднялся на этаж, где жил его сын. Там сел на ступени и стал ждать.

Но вскоре на лестничной площадке появился наряд полицейских. Одновременно с этим распахнулась дверь девяносто первой квартиры, оттуда вышла могучая жена Семена Семеновича и указала пальцем на Кречетова:

– Арестуйте его!

– Встаньте, гражданин, – приказал сержант. – И предъявите свои документы.

– Этот жулик второй день крутится на нашей площадке, – зачастила женщина. – Позавчера долбился к соседке. Сегодня подрался во дворе. – Она погрозила Кречетову тем же указательным пальцем. – От меня ничего не утаишь! Я все видела из окна!

– Уймитесь, гражданочка! – окоротил ее полицейский и вновь скомандовал Кречетову: – Ваши документы!

Тот поднялся со ступеней, достал портмоне и вытащил удостоверение:

– Прошу.

Изучив документ, сержант козырнул рукой и уважительно спросил:

– Что же вы сразу не сказали, товарищ полковник? Прошу прощения. Ошибочка вышла.

– Можете идти, я на вас не в обиде.

Жена Семена Семеновича насупилась и скрылась в квартире. Наряд полицейских уехал в лифте. Кречетов положил документ в портмоне и спрятал его в карман. На всякий случай взглянув на часы, он позвонил в девяносто вторую квартиру.

Не дождавшись ответа, Кречетов пошел по ступеням вниз.

По возвращении в дом Самаровых к ужину за стол Кречетов сел последним, если не считать Михаила – он, как всегда, задерживался. Эмма Леонидовна руководила подачей блюд на всю большую компанию, которая, как и прежде, состояла из членов семьи и гостей.

Когда горничные подали горячее, домоправительница попросила накапать ей корвалола. Леся принесла хрустальную рюмку с каплями, и Эмма Леонидовна опрокинула ее в рот.

– Второй день сама не своя…

– Если хотите, я осмотрю вас после ужина, – предложила Ирина Владимировна, но домоправительница сдержанно проронила:

– Давайте как-нибудь в другой раз.

– Понимаю, – из вежливости согласилась мать Юлии. – На вас подействовала смерть этой женщины.

– Разговор не к столу! – оборвала ее Эмма Леонидовна. – Будет лучше, если мы поговорим о другом.

– Я только предположила…

– Хватит, мама, – вмешалась Юлия. – В этом доме ты ни перед кем не должна оправдываться.

Заминая неловкость, Эмма Леонидовна подозвала Василину и строго ей выговорила:

– Где черный хлеб? Почему не принесла?

Разговор продолжила Ольга из Воркуты, но тему предложила свою, сугубо дамскую:

– Вот я удивляюсь. Для кого в ГУМе эти бутики? Цены такие, что глаза на лоб лезут. Видела сегодня пальто за полтора миллиона. Это ж сколько на него нужно копить?

– Тому, кто покупает такие вещи, копить не приходится, – заметил Глеб. – Деньги им оставляют на тумбочке.

– Вот только не надо всех под одну гребенку! – возмутилась Кира. – Ты говоришь о содержанках и проститутках. Как будто честные женщины не покупают вещи за полтора миллиона.

– Честными ты называешь жен богатых мужей? – с сарказмом в голосе осведомился Глеб.

Сидевшие за столом притихли, откровенно избегая смотреть на жену Михаила.

Выдержав короткую паузу, Юлия обронила:

– Думай, что говоришь.

– В самом деле, Глебушка! – всполошилась Эмма Леонидовна. – Зачем же так грубо?