– Милтон, – Эльза покосилась на Огдена, – и Гарри.

– Мы с Эльзой старые друзья, – заметил Огден. – Я веду дела с ее отцом.

– Когда вы приехали? – спросила Китти.

– На прошлой неделе, – ответила Эльза, наблюдая, как Огден крепко обнимает Китти.

– Надолго?

– Нет.

– На сколько? – спросила Китти.

– Пока не выполню поручение отца, – сказала Эльза и перевела взгляд на скопу, парящую высоко в безоблачном небе.

– Не ожидал ее увидеть, – ответил Огден Данку, когда они вчетвером, уже вечером, удалялись от причала на яхте. Гарри и Эльза с сыном отплыли раньше. – Забыл, что Гарри ее знает.

Казалось, он полностью взял себя в руки. Того шока, который Китти ощутила, стоя в дверях, словно и не было. Китти смотрела, как он уверенно держит в руке грота-фал. И все же Огден был потрясен. Это было не сексуальное или романтическое переживание, а нечто иное. Эта женщина занимала какое-то место в сердце ее мужа.

– Рассказывай, – поторопила Присс Огдена. – Почему она здесь одна?

Огден повернул к себе румпель и склонился ниже гика, чтобы посмотреть на воду.

– Она замужем за евреем. Думаю, это связано с ее мужем… – объяснил Данк.

– Его арестовали, – сказал Огден.

– Постой. – Данк резко повернулся и посмотрел на него. – Бернхард Вальзер член партии. Он глава «Немецкой стали».

Огден достал из кармана рубашки трубку и выбил ее о корпус яхты.

– Совершенно верно.

Парус трепетал над ними.

Китти наблюдала за Огденом, который с помощью румпеля пытался поймать ветер.

– В таком случае Хоффман должен быть в безопасности, – в голосе Данка явно сквозило беспокойство.

– Значит, этот маленький мальчик – еврей? – спросила Присс.

Огден кивнул:

– Чистокровный.

– Чистокровный? – Присс удивленно посмотрела на него. – Эльза еврейка?

– Ее мать была еврейкой. Но Вальзер ариец, – объяснил Огден. – С деньгами. И влиянием. Так что она защищена.

– Этого недостаточно, Огден, – возразил Данк. – Эльза Mischling[19].

– Будем надеяться, что все не настолько мрачно. – Огден сунул мундштук трубки в рот и посмотрел на Данка, явно встревоженный.

– Где теперь Хоффман?

– В Заксенхаузене, – ответил Огден.

– Что это? – нахмурилась Китти.

– Центр предварительного заключения. Рядом с Берлином.

Данк посмотрел в глаза Огдену, и на его лице появилось страдальческое выражение.

– Этого будет недостаточно, Огден, – повторил он.

Китти нахмурилась. Ее кузен всегда любил драматизировать, даже слишком.

– Послушай, Данк. Ты всегда видишь черное там, где на самом деле всего лишь коричневое.

– Ты совершенно права. – Он с усмешкой повернулся к Китти. – Но в данном случае я предпочел бы коричневому черное.

– К повороту! – скомандовал Огден и повернул яхту к ветру. Они неслись вперед, рассекая волны, пока на мысу за деревьями не показалась крыша летнего дома Лоуэллов, окруженного другими коттеджами поселка на острове Норт-Хейвен.

Когда они, умывшись и переодевшись, вышли на большую веранду летнего дома Лоуэллов, уже смеркалось. Со стороны залива доносились гудки береговой сирены, а на вершинах елей повисли первые завитки вечернего тумана. Гарри помогал смешивать напитки своему отцу, Гарри-старшему, бодрому, полному жизни мужчине с широким лицом и подвижными бровями, которые разлетались в стороны и вверх, демонстрируя искренний интерес к собеседнику. Эльзы нигде не было видно.

– Что вам налить? – крикнул мистер Лоуэлл.

– Вермут. – Китти улыбнулась. – Со льдом.

– Огден? – спросил хозяин дома.

– Что-нибудь коричневое… – Огден взял Китти за руку. – И побольше.

– Настоящий мужчина, – одобрил мистер Лоуэлл и радостно повернулся к тележке с напитками.