Пытаясь ослабить ударную мощь Люфтваффе, командование советских ВВС вновь и вновь прибегало к своему излюбленному и столь же неэффективному способу борьбы – ударам по авиабазам. 25 апреля шестнадцать Пе-2 из 608-го БАП в сопровождении пятнадцати ЛаГГ-3 и Р-40 в 08.20 атаковали аэродром Хебуктен, сбросив на него 48 фугасных бомб разных калибров. Последняя «пешка» производила аэрофотосъемку результатов бомбежки, на основании которой был сделан оптимистический вывод об уничтожении сразу пятнадцати вражеских самолетов. И это при том, что фактически были лишь повреждены по одному Ju-87R из I./StG5 и Bf-109Е-7 из II./JG5.

Экипаж Ju-87R-2 из 2-й эскадрильи StG5: обер-лейтенант Йозеф Шоппе (слева) и его бортрадист-стрелок унтер-офицер Карл Хаммель

Летчики из I./KG30

Вдохновившись этим «успехом», штаб ВВС Северного флота на следующий день послал штурмовать Хебуктен восемь Пе-3 из 95-го ИАП. На этот раз рейд закончился полным крахом. Когда в 16.03 «пешки» появились над целью, их атаковали «Мессершмитты» из JG5 «Айсмеер». В итоге были сбиты пять самолетов, из десяти членов их экипажей погибли восемь, а сам аэродром при этом не пострадал. После этого последовал «разбор полетов» и приказ Наркома ВМФ Кузнецова, отныне запрещавший использование Пе-3 для ударов по вражеским аэродромам.

Люфтваффе же продолжали наносить удары по Мурманску, правда, тоже с переменным успехом. Так, 29 апреля во время очередного налета зенитным огнем с кораблей были сбиты два Ju-88А-4 из I./KG30: W.Nr.140210 «4D+GH» и W.Nr.0883701 «4D+CK». При этом из восьми членов их экипажей в живых остался только один пилот первого бомбардировщика обер-фельдфебель Ханс Карпескиль (Hans Karpeskiel).

В. М. Нечаев, чей МО-121 ремонтировался тогда в Мурманске, вспоминал о налетах начала мая: «День 1 мая чуть не стал последним в жизни парней нашего катера. Еще звучал по радио запоздавший сигнал „ВТ“, а над крышей проревели моторы немецкого самолета, раздался треск дерева и тут же – взрывы бомб. Дом сильно тряхнуло…

Вся сила взрыва пришлась на сарай для дров, от которого осталось одно воспоминание… Жители соседнего дома спрятались в вырытом во дворе окопчике, и одна из четырех бомб упала точно в него. Получилась братская могила для десяти человек. С того дня мы не прятались ни в каких убежищах, а просто выходили на открытое пространство. Вахтенные на катере стреляли по пикировщикам из крупнокалиберного пулемета».

Подводная лодка Щ-403 в мае 1942 г. тоже стояла в Мурманске на ремонте, продолжавшемся уже несколько месяцев. Ее штурман А. П. Кузнецов рассказывал о бомбежках: «Наш экипаж размещался на втором этаже двухэтажного бывшего детсада. Однажды вечером немцы предприняли массированный налет на город и порт. Весь наш экипаж ушел в городское убежище, а мне как дежурному по команде пришлось остаться. Минут через пять я услышал вой падающей бомбы и выскочил из комнаты на лестничную клетку. Тут раздался сильный треск и взрыв…

Бомба попала в крышу, прошла через комнату, где я был, пробила стену и взорвалась у угла здания в мерзлой каменистой почве…

Через две недели здание детсада, из которого нам пришлось уйти, сгорело при очередной бомбардировке, а в щели, которая находилась во дворе, погибло 60–80 человек из торпедной партии. Только после этого я стал бегать в городское убежище, построенное под скалой и недоступное ни для каких бомб».

Подобные же ужасы бомбардировок испытала и Юлия Петрова, работавшая с марта 1942 г. контролером местной таможни: «Однажды в мурманском порту меня застал налет немцев. Похожие на огромных серебряных птиц самолеты летели так низко, что пилотов было видно. Поливают из пулеметов. Много тогда погибло, я же спряталась под паровоз, а он тронулся. Не знаю, как я тогда вывернулась из-под колес?! Они лишь отпечатались на подоле моего тулупа»