Они прошли к вагону с полустертой эмблемой почтового ведомства.

– Вот он, – сказал Оловянников.

Тыльнер зажег железнодорожный фонарь, осмотрел подножки и тамбур.

– Вроде ничего, пошел в вагон.

– Ох, и темнотища. Вы, товарищ Оловянников, зажгите, пожалуйста, все фонари.

Оловянников зажег свечи в кованых фонарях, и в вагоне стало светлее.

– Теперь давайте писать протокол осмотра места происшествия. Старый никуда не годится.

– Писал как умел.

– Осмотр начинается от дверей, по часовой стрелке. Бумага и ручка есть? Прекрасно, чернила стоят на столе. Начинаем. Пишите, я диктовать буду.

Тыльнер огляделся.

– Готовы?

– Готов.

– Тысяча девятьсот двадцать второго года, двадцать восьмого числа, месяц октябрь. Протокол осмотра места происшествия. Я, субинспектор линейного отдела милиции Оловянников… Как Ваше имя отчество?

– Потап Иванович.

– Прекрасно. Значит, Оловянников П.И., на запасных путях станции Ожерелье, составил настоящий протокол осмотра почтового вагона. Осмотр производится в восемь двадцать утра, при искусственном освещении.

На станции, в комнате начальника инспектор Лапин допрашивал почтальона и милиционера.

– Что же ты сопротивления не оказал, Смагин?

– Так они дверь своим тройником открыли и стволы на нас.

– А цепочка на дверях была накинута?

– Товарищ начальник, а где вы их видели – цепочки, – вздохнул почтальон. – Их давно посрезали.

– Так и запишем, – обрадовался Лапин, – цепочек не было.

– Нападавших сколько было?

– Четверо.

– Чем вооружены?

– У всех маузеры.

– Как выглядели?

– Роста приблизительно как Вы. В куртках, перешитых из солдатских шинелей, в фуражках военных.

– Один в папахе был, – поправил почтальон.

– Точно, у одного офицерская папаха была.

– Лица запомнили?

– Да они в масках были.

– В каких масках?

– Как в театре. Черные маски, прорези для глаз.

– Называли друг друга как-то. Клички, имена…

– Говорили они, но мы не поняли.

– По фене, что ли?

– Да нет, по-французски.

– Ты что, французский знаешь?

– Различить могу, но не понимаю.

– Так что же ты различил?

– Когда они уходили, один сказал: «Оревуар, мон ами».

– Точно?

– Как на духу.

Лапин поглядел на Карпова.

– Поздравляю, Миша, новая бандочка появилась. Аристократы, мать их.

– Так и зашифруем дело – «Аристократы», – зевнул Карпов.

В комнату вошел Тыльнер и Оловянников.

– Вот протокол осмотра, – Тыльнер положил бумагу перед Лапиным. – А теперь, граждане потерпевшие, чья это квитанция?

Милиционер взглянул, покачал головой.

– Первый раз вижу.

– Не моя, – сказал почтальон.

– Это квитанция на посылки в город Ярославль. Может ее кто обронил, когда вагон готовили к отправке, – Тыльнер закурил.

– Нет, перед отходом поезда я вагон подметал, на полу ничего не было, я бы нашел, – покачал головой почтальон.

– Квитанция найдена у дверей вагона. Неужели повезло, – засмеялся Тыльнер.

– Всякое бывает, – недоверчиво произнес Лапин. – Надо с Ярославлем связаться. Вот ты Жора тогда и займись этим.

– Где у вас связь? – спросил Тыльнер начальника милиции.

– Пошли.

В комнате линейного поста на столе стояли три аппарата.

– Средний, – ткнул пальцем Фролов в массивный аппарат, с двумя колокольчиками на корпусе. Тыльнер снял трубку.

– Барышня, здравствуйте, мне бы Ярославль… Жду… Жду.

Он сел на стул и оглядел комнату.

У входа на вешалке висли два брезентовых плаща, печка-буржуйка накалилась до красна, над столом портреты Ленина и Дзержинского.

На стене плакат с милицейской формой одежды, рядом с ним красноармеец штыком закалывал гидру контрреволюции.

В углу на стенде несколько фотографий разыскиваемых.

– Ярославль… Да, барышня, давайте мне уголовно-розыскную милицию… Что? Ах вот как… правильно, по-старому сыскную… Спасибо… Дежурный, это субинспектор Московской розыскной милиции Тыльнер. Здравствуйте… Спасибо… И вам не болеть… Как мне с начальником соединиться… Спасибо… Жду.