Поднявшись из-за стола, я подошел к окну, где примостилась Вайра. По стеклу барабанил дождь. Сквозь мутные потеки еле различались серые силуэты мокрых домов, черепичных крыш и оставшихся без листвы деревьев.

– Автор книги, который описал этот исторический эпизод, называет судьбу короля Роберта Доброго печальной и трагичной, – произнес я, продолжая наблюдать за унылым пейзажем за окном. – Скорее всего, так оно и было… Однако, мне в этой истории не хотелось бы оказаться на месте герцога, сын которого взял в плен короля. Только представь, чего стоило его казне содержание такого пленника.

– Это вы точно подметили, ваше сиятельство, – усмехнулся Ганс. – При короле, как минимум, находилось человек пятьдесят, а то и все сто из его свиты. Эту ораву герцогу пришлось кормить и поить до самой смерти короля. А ведь они – не простые крестьяне. Им охоты, балы и дорогущие вина подавай…

– Вот и я о том же, – вернувшись к столу и опустившись в свое кресло, сказал я. – Средства, которые пошли бы на содержание пленных аталийских аристократов, я предпочитаю потратить на более важные проекты. Кормить и развлекать всяких бездельников я не намерен. Даже если из отпущенных вернется с выкупом хотя бы треть – я все равно буду в плюсе. И никакого урона моей чести дворянина. Это их знамена в качестве трофеев украсят стены моего зала славы. Кстати, с аристократами все ясно, а что там с пленными простолюдинами? Вы с Селиной закончили отбор?

– Да, – кивнул Ганс. – Среди пленных аталийских легионеров лояльных нам и пожелавших остаться мы отобрали около трех сотен человек. По правде сказать, среди них аталийцев-то почти и нет. В основном это рекруты из соседних вольных графств и баронств. Остальных пленных по вашему приказу мы распределили по городам, чтобы они поучаствовали в восстановлении разрушений, учиненных легионами Золотого льва…

Сказав это, Ганс поморщился и замолчал. Он явно собирался еще что-то сказать, но не решился.

– Можешь говорить, – подбодрил я его.

– Знаю, что вы запретили… Но…

– Не тяни, – сказал я. – Говори прямо.

– В общем, представители городских советов предложили продать им этих пленников, – сказал Ганс, пристально глядя мне в глаза. – Предлагают хорошую цену. Но я могу увеличить ее почти в два раза. Это большие деньги и проблема с пленными исчезнет…

– Нет, – категорично сказал я. – Ты прекрасно знаешь, что одним из условий сдачи в плен было мое слово, данное их командирам. Я пообещал им, что сохраню их людям жизнь и не продам их в рабство. Восстановят все, что разрушили, и через три года пусть уходят. Объясни им, что нарушать свое слово я не намерен.

О том, что превращаться в работорговца я не собираюсь, говорить Гансу не стал. Не поймет. В этом мире торговля военнопленными – обычное дело, но подстраиваться под местных в этом вопросе и тем более менять себя я не намерен.

У Ганса Крауза с эмпатией было все в порядке. Я был уверен, что мой сенешаль к разговору о продаже пленных больше не вернется.

– Вас понял, ваше сиятельство, – произнес он.

– Есть вести от Кронера и Лафора?

– По последним донесениям, Кронер сейчас в Ромоне, – ответил Ганс. – У него много работы. Граф де Роллен загорелся идеей создания легиона из местных и всё это повесил на старину Самюэля. А Лафор со своими Отчаянными отправился патрулировать южную границу с Аталией. Другими словами, сбежал подальше от этого самодура Роллена.

– Я думал, что граф отправит его на восток. Усмирять непокорных бергонцев.

– Вы же знаете Лафора, – усмехнулся Ганс. – Он же скользкий, как тот угорь. Мне самому интересно услышать, как ему удалось выскользнуть из рук Роллена.