– Это специальный знак, чтобы другой мраг не вздумал тобой завладеть, и предупреждение для коренных обитателей Темьграда, чтобы они не делали попыток испортить чужое имущество. Только им дано видеть мою печать. Ты мой раб, моя собственность. – Последнюю фразу Зерг произнес с нескрываемым самодовольством.

– Так не пойдет, – запротестовал чемпион кантилимских игр. – Если я раб, то ты рабовладелец? Верно?

– Можно и так сказать.

– Значит, дела твои совсем плохи. – Мишка сочувственно вздохнул.

– Ты о чем?

– Чему нас учит история?

– Чему? – Пространные замечания собутыльника снова привели Зерга в некоторое замешательство.

– Рабы в конце концов получили свободу, а рабовладельцы вымерли, как мамонты. Ты этого хочешь?

– Нет.

– Тогда давай выпьем за свободу.

Они выпили, и Михаил резко перешел на серьезный тон:

– Запомни, Зерг, чтобы мне потом не пришлось повторять. Я человек свободный. Или мы договариваемся на равных, или я прямо сейчас устраиваю восстание рабов.

– У нас не принято ни о чем договариваться с гладиаторами. Или ты идешь убивать для хозяина, или умираешь сам. Я же тебе про-де-мон-он-стри – три-р-р-ро-вал, – мраг с трудом выговорил сложное слово, – как действует печать покорности. При желании с ее помощью я легко могу тебя уничтожить.

– Я тебе тоже кое-что показал. Хочешь – могу повторить.

– Зачем?

– Чтобы ты не зазнавался.

– А я!.. Знаешь что я?!

– Нет.

Взглянув в глаза Михаилу, седой вдруг забыл, что он хотел сказать.

– Я тебя уважаю. Давай лучше выпьем, – первый раз предложил Зерг.

– За что?

– За взаи-имо-мо-пони-нимание, – трижды запнувшись на одном слове, все-таки произнес седой. – А о делах поговорим завтра. Как там у вас сказывают? Утро вечера мудренее.

– Наливай.

Наблюдая со стороны за спивающейся парочкой, два других участника трапезы, сидевшие на противоположном конце стола, переглянулись.

– Они что, совсем упились? – спросил студент.

– Не знаю… Но я пива столько не выпью, сколько они влили в себя винища.

– По три литра на брата. Я считал. – Как всегда, Марицкий был очень внимателен.

– Не думал, что наш Мишка настолько силен в алкоспорте. Он ведь почти не закусывает.

– А ты видел, каким он пришел в трапезную? Некоторые покойники бодрее выглядят.

– Зато он добился своего. И девчонок из беды вытащил, и нос седому гаду утер. Помнишь кислую морду этого типа?

– А Михаилу плохо не будет? – Эдуард не мог понять, почему Сомов, всегда призывавший к осторожности в доме врага, сейчас вел себя так странно.

– Будет, но завтра утром.

Эти слова Гоги были последними оставшимися в памяти чемпиона кантилимских игр. Как он добрался до постели, разделся и лег спать, вспомнить не удалось. Утро ознаменовалось жуткой головной болью, сухостью во рту и тошнотой в желудке.

«Нет, нельзя так опускаться. Подумаешь, вчера во второй раз родился. Вместе с Маринкой и Маритой. Разве это повод? – Он немного подумал и сам себе ответил: – Конечно, повод!»

Через пару минут парень уже спускался в столовую.

Зерг сидел за столом один.

– А где мои ребята? – спросил Михаил, присев напротив.

– Я не стал их будить. Мы хотели обсудить наши дела. Ты готов?

– Да, пожалуй. Хочу сразу внести предложение. – Сомов решил взять инициативу в свои руки.

– Даже интересно послушать. – Сегодня седой выглядел как обычно. К нему вернулась уверенность, в голосе появились нотки легкой иронии.

– У каждого из нас есть проблема. Тебе нужно, чтобы я выиграл турнир последней надежды, а мне хочется избавиться от клейма на шее и вернуться домой. Я правильно излагаю?

– Пока, да. Кстати, когда ты спал, я немножко подкорректировал клеймо покорности. Теперь ты не проживешь и трех дней, если сбежишь из Темьграда без моего разрешения.