В начале пятого меня вызвал главврач, как он сказал, на пару минут. И вот я уже два часа сижу на совещании вместе с коллегами, и слушаю этот нескончаемый плач: о том, как тяжко жить главным врачам, что оборудования нет, финансирования нет, специалистов нет… Короче – жопа.

Расходимся в семь. Иду в свое отделение. Прохожу по коридору к общему залу, где проводят вскрытие и что вижу? Аврора сидит на подоконнике и курит… сучка. В руках у нее история болезни пациента, который лежит на столе. Она зачитывает в голос заключение лечащего врача, все диагнозы мертвого пациента и при этом затягивается сигаретой, щурясь от дыма, который попадает в глаза. Семен стоит возле трупа и ковыряется в нем, погрузившись чуть ли не по локти. Они по-свойски разговаривают, смеются и что-то обсуждают. Внутри поднимается буря! Черт возьми, мне неприятно, что ей без меня хорошо. У меня появились к Авроре, прямо-таки скажу, собственнические чувства. Я ее спас, я ее вылечил, я ее кормил – это моя игрушка! Я, как взрослый мужик, задаюсь вопросом, что может это ревность? И что я могу ответить сам себе, если я не знаю, что такое любовь, что такое ревность, что такое преданность, и весь остальной спектр эмоций и чувств, которые свойственны обычному среднестатистическому человеку. Это не потому, что я такой бесчувственный, а потому, что меня никто не научил их испытывать. С кого мне было брать пример? С родителей алкашей?

Я стою так, что меня не видно, но эта парочка – как на ладони. Я не улавливаю смысла их разговора, потому что даю оценку себе, я внутри себя…, глубоко. Я не знаю, какая должна быть нормальная женщина. Я не знаю, как это быть любимым. У меня нет модели счастливой семьи.

Аврора делает затяжку и тушит сигарету. Спрыгивает с подоконника, подходит к столу, где лежат медицинские перчатки, специальный фартук, чтобы не забрызгаться кровью. Все это надевает на себя, подходит к столу с трупом и запускает туда руки.

Я знаю, я шизанутый и ебанутый, но вид сосредоточенной Авроры, которая достает органы из трупа и перекладывает их на специальный поднос, вызывает во мне непередаваемые ощущения. Сейчас передо мною профессионал. Она делает все четко, в правильной последовательности и быстро. И от ее манипуляций, я получаю эстетическое удовольствие.

Аврора достает почку, что-то рассказывает Семену, тут к ним присоединяется уже и Аркадич. Два мужика стоят чуть ли с нераскрытыми ртами и слушают Аврору, как студенты первокурсники. Она вертит в руках эту почку и показывает пальцем, скорее всего, на ее повреждения или изменения.

Я как в прострации. Я не улавливаю сути, но я почему-то горд за нее. Мне приятно, что она такая…

Ну и что это со мной? Мой диагноз мне не ясен. Главное, чтобы не вскрытие его установило…

Сердце стучит гулко. Глубоко вздыхаю и делаю шаг. Меня заметили и обратили внимание.

-Павел Николаевич, - обращается ко мне Константин Аркадьевич, - да ваша родственница гений… А говорят, что в регионах плохое образование… Я, наверное, своего оболтуса тоже отправлю учиться в Магадан, раз там такой уровень подготовки. Прямо как у нас в университете Пирогова…, - и смотрит на меня.

-Да, Аркадич, если есть талант, то его не забить даже ПТУ-шным образованием… А если нет, то и восставший из могилы Пирогов не поможет, - надо перевести тему, закругляться и ехать домой. Придется и Аврору везти к себе домой. Но вот сейчас это решение, почему-то, не вызывает у меня внутреннего протеста. – Кто сегодня дежурит?

-Я, - отвечает Константин Аркадьевич.