Протараторив «спасибосэризвините», паренек вдруг заметил черный глаз Келла, и глаза мальчишки – оба карие – расширились.

– Матье! – крикнула женщина.

Мальчик вырвался из рук Келла и спрятался за ее спиной.

– Простите, сэр, – сказала она по-арнезийски, качая головой. – Не знаю, что на него…

Но затем женщина увидела лицо Келла, и слова застыли на губах. Из приличия она не отвернулась и не убежала, как сын, нет, она поступила еще хуже: поклонилась, причем так низко, что Келл испугался, как бы и она не упала.

– Авен Келл, – выдохнула женщина.

У Келла свело желудок, и он потянулся к ней, чтобы остановить поклон, надеясь, что никто пока ничего не заметил, но было уже поздно.

– Он… не смотрел, – пробормотала женщина, подыскивая слова на английском – королевском наречии. Это еще больше покоробило Келла.

– Я сам виноват, – мягко сказал он по-арнезийски, все же подхватив женщину под локоть.

– Он просто… просто… не узнал вас… в этой одежде. – Она явно обрадовалась, что Келл заговорил с ней на простонародном языке.

Келл окинул взглядом свой наряд: он по-прежнему был в потрепанной коричневой куртке, а не в каком-нибудь нарядной одежде. И дело не в том, что он забыл переодеться, просто хотел насладиться атмосферой праздника, затерявшись среди приезжих и местных, но его хитрость была раскрыта. Он почувствовал, что новость о том, кто пришел на ярмарку, рябью побежала по толпе.

Когда Келл отпустил руку женщины, люди перед ним расступились, а смех и крики сменились благоговейным шепотом.

Вот Рай умело выходил из неловкого положения, извлекая из него пользу. А Келлу хотелось просто исчезнуть.

Он попробовал выдавить улыбку, но понял, что она больше напоминает гримасу. Поэтому Келл пожелал женщине и ее сыну спокойной ночи и быстро пошел вдоль реки, минуя шушукавшихся торговцев, покупателей и простых зевак. Он не оглядывался, но голоса преследовали его до самых ступеней королевского дворца, усыпанных цветами.

Стражи не двинулись с мест – лишь слегка склонили головы, когда Келл поднимался по лестнице. Он обрадовался, что большинство из них не поклонились – лишь страж Рая, Перси, не выдержал, но все же остался в рамках приличий. Келл на ходу сбросил с себя куртку и вывернул ее справа налево. Когда он снова сунул руки в рукава, они уже были не изорванными и засаленными. Они были из дорогой ткани и сияли таким же алым цветом, как и воды Айла, протекающего под дворцом.

Цветом королевских особ Красного Лондона.

Келл остановился на верхней ступеньке, застегнул блестящие золотые пуговицы и вошел внутрь.

Он застал их во дворе, где они пили чай на свежем воздухе, под пожелтевшими деревьями.

Король и королева сидели за столом, а Рай, растянувшись на диване, без умолку болтал о своем дне рождения и связанных с ним торжествах.

– Это называется день рождения, – сказал король Максим, широкоплечий великан с ясными глазами и черной бородой, не отрывая глаз от стопки важных бумаг. – Один день, а не несколько, ну и, разумеется, не целая неделя рождения.

– Двадцать лет! – воскликнул Рай, взмахнув пустой чайной чашкой. – Двадцать! Попраздновать пару дней не зазорно. – Его янтарные глаза лукаво блеснули. – К тому же половина торжеств устраивается для народа – как я могу людям в этом отказать?

– А другая половина? – спросила королева Эмира. Ее длинные темные волосы были заплетены золотистой лентой и собраны в толстую косу за спиной.

Рай победно улыбнулся.

– Ты должна подыскать мне пару, матушка.

– Да, – кивнула она, рассеянно переставляя чашки, – но я не стану ради этого превращать дворец в бордель.