Всеволод поморщился. Такая логика ему была не по душе. Хотя с другой стороны… В чем-то, наверное, однорукий рыцарь прав.

Томас, видимо, заметил неодобрение, промелькнувшее на лице гостя, но понял его по-своему. Поспешил заверить:

– Разумеется, нерадивый страж, не сообщивший мне о вашем появлении сразу, будет наказан со всей надлежащей строгостью.

Кастелян кивком указал в сторону, где, понурившись, стоял кнехт – маленький, худенький, невзрачный человечек с изуродованным лицом. На правой щеке кнехта выделялась рваная, не до конца еще зажившая рана. Ни меч, ни копье такую не оставят, а вот упыриный коготь – запросто.

– Не стоит, – поспешил заступиться за провинившегося стража Всеволод. – Мы не в обиде. Думаю, имелась уважительная причина, по которой этот воин не осмелились вас потревожить. Я слышал колокольный звон.

Тяжкий вздох.

– Ну, вообще-то… – кивнул Томас. – Знаете, вы прибыли в тот момент, когда мы прощались с братьями, погибшими в бою.

В воздухе повисла неловкая пауза. Упрек – не упрек. Извинение – не извинение.

– Не карайте своего стража, – еще раз попросил Всеволод. – Пусть дальше несет службу.

Кастелян пожал плечами:

– Как вам будет угодно. Вы – гость, причем, долгожданный гость. Вам решать.

Едва заметным движением руки Томас отпустил кнехта. Тот низко поклонился – и не понять, то ли кастеляну, то ли Всеволоду предназначался его поклон – после чего быстро и бесшумно удалился.

Томас сокрушенно покачал головой. Все-таки радоваться великой радостию – той самой, которая милостию Божьей – у однорукого рыцаря нынче не получалось.

– Прошлой ночью снова был штурм, – тихо проговорил кастелян. – Пало три рыцаря. Брат Фридрих, брат Вильгельм, брат Яков…

– Брат Фридрих, брат Вильгельм, брат Яков, – эхом отозвался Конрад. – Я хорошо знал их. Все трое – доблестные воины и благочестивые христиане.

– Еще погибло девять человек, – добавил Томас. – Верные оруженосцы, славные стрелки, бесстрашные кнехты…

– Девять… – также негромко повторил Конрад. Нахмурился. – Три и девять. Двенадцать. Слишком много.

– Проклятые нахтцереры едва не влезли на западную стену. Пришлось поджигать ров.

Некоторое время вновь царила тишина. Затем Томас вздохнул:

– Отбивать атаки все труднее. Нечисти становится больше, а людей остается меньше. Те же, кто еще жив, валятся с ног от ран и усталости. Ночью – битвы. Днем – вылазки, похороны погибших и изматывающая работа. Не спим, случается, целыми сутками.

– Теперь будет легче, брат Томас, – Конрад кивнул назад, на запыленных молчаливых всадников. – Подмога пришла.

– Да, конечно, подмога… – однорукий рыцарь поднял глаза. – Легче… будет легче…

В глазах тевтонского кастеляна стояла беспросветная тоска. Его криво изогнутые губы уже мало походили на радушную улыбку. На гримасу отчаяния – больше. Похоже, брату Томасу, не очень верилось, что подмога из сотни с небольшим всадников способна что-либо изменить.

Расседланных лошадей поставили в пустующие конюшни, доверив заботам орденских конюхов. Русская дружина, татары и десяток угров с Золтаном во главе расположились в гарнизонных казармах под внешними стенами. Прежде, судя по всему, здесь было полно ратного люда. Теперь стало просторно и пусто, так что места хватило всем.

Всеволоду и Сагаадаю отвели покои в донжоне. Наверное, это было весьма почетно: внутренние помещения огромной башни и примыкавших к ней пристроек с многочисленными коридорами, переходами и лестницами занимали лишь братья-рыцари из орденской верхушки. Но почетом дело и ограничилось. Гостевые покои оказались унылы, безрадостны и, по большому счету, не отличались от монастырских келий. Ну, разве что попросторнее малость.