Артур Гаврилович был чрезвычайно сосредоточен. Он прошёл в гостиную и положил на столик коробочку, от которой слабо фонило знакомой силой. Открыв коробку, я вытащил перстень.

– Да, это он, – я сжал его в кулаке, наполняя энергией. – Но перстень разряжен, и я ума не дам, кто умудрился его разрядить и как.

– Нашлись умельцы, – Гомельский зло усмехнулся. – Не волнуйтесь, Дмитрий Александрович, они вас больше не побеспокоят. Вы хотели со мной поговорить о контракте с «Волками» для операции освобождения?

– Да, именно так, – в комнате заметно похолодало, но Артур Гаврилович лишь плечом повёл, не показывая, что его как-то нервирует концентрированная энергия смерти, разлитая в этот момент в комнате.

– Самый лучший вариант – это принятие Романа Георгиевича в род Наумовых, как и собирался сделать ваш отец, – и Гомельский положил на стол целую стопку документов. – Тогда, как глава Рода, вы будете иметь полное право заключать любые контракты. Особенно, учитывая тот факт, что задержание вашего младшего родича произошло незаконно. В конце концов, Роману Георгиевичу не было выдвинуто обвинений, иначе об этом мы давно знали бы.

– Что для этого нужно? – я поднял документы и быстро просмотрел их. Взгляд зацепился за строчку, в которой говорилось, что Рома принадлежит к Роду Гараниных. А разве он не вышел из Рода? Или его новый Род тоже Гаранины? Ладно, это непринципиально, по крайней мере пока. – Здесь стоит дата годичной давности, – я указал Гомельскому на дату.

– Да, бумаги были готовы уже давно. Когда вы выясняли отношения с вашей матерью, мне показалось, что вы хотите уважить волю Александра Юрьевича…

– Насколько мне известно, отец хотел оформить опеку над Ромкой, а не принять его в род? – я внимательно посмотрел на Гомельского.

– Я немного расширил его пожелание, – махнул рукой Гомельский. – Поверьте, так будет гораздо проще. Да и вообще, так будет проще для решения многих проблем. Или вы против?

– Нет, я не против, – положив бумаги на стол, я прижал стопку пальцем. – Что для этого нужно сделать?

– Ничего особенного. Всего лишь подпись о добровольном согласии, – ответил Гомельский.

– Вы издеваетесь? – я почувствовал, что мой взгляд становится ледяным. Бросив на стол перстень, который я для удобства надел на палец, я сложил руки на груди, не отрывая взгляд от Артура Гавриловича. – Каким образом мы получим подпись Ромы, если он сейчас в тюрьме с плохо произносимым названием, которой как бы не существует?

– О, это как раз не проблема, – Гомельский улыбнулся краешками губ. – Больше года назад Роман Георгиевич оформил генеральную доверенность и наделил правом подписи своего помощника Евгения Ожогина. Насколько мне известно, Евгений как раз на свободе, более того, он находится здесь, в Москве. Вы позволите пригласить его сюда, чтобы мы оформили всё официально? Чем быстрее мы всё сделаем, тем быстрее Иван Рокотов может приступить к освобождению.

– Зови, – я кивнул и опустил руки, призывая дар. – А я пока настрою допуск для Ожогина. А то как-то не хочется подписывать документы на лестничной площадке.

– Что ты делал в особняке у Моро? – спросил Маркелов, разглядывая Гаранина. Его голос звучал равнодушно, но в глазах можно было заметить тень тщательно скрываемого торжества.

Изо дня в день он проводил допрос, задавая одни и те же вопросы, отслеживая реакцию, и с нескрываемым удовлетворением смотрел на то, как изменился глава второй Гильдии. От того лоска и надменности, которая раздражала Виктора с первой их встречи, ничего не осталось. Грязная, местами порванная одежда, осунувшееся лицо, спутанные отросшие волосы, тёмные круги под глазами. Руки, скованные обычными наручниками, дрожали, и сейчас в этом практически сломленном парне никто не смог бы даже заподозрить потомка Древнего Рода. Оставалось немного, чтобы его дожать, и Маркелов ждал этого момента с явным нетерпением.