– Спасибо, госпожа.

Марика прошла мимо служанок, поспешно уносивших кага на кухню, стараясь не показывать, что она нисколько не устала. Она заметила несколько осторожных взглядов, но не подала виду. Служанки теперь были повсюду, и никто не обращал на них внимания. Из-за потока беженцев для них постоянно находилась работа.

Она отправилась в свою келью, где улеглась на койку, размышляя о сегодняшних событиях и даже не сознавая, что начинает рассуждать как силта. Следовало тщательно обдумать каждый нюанс случившегося – и неслучившегося тоже.

Марика была уверена, что каким-то образом прошла обряд посвящения. Обряд, который Горри вовсе не планировала. Но она не знала точно, в чем тот заключался.

Усилием воли она расслабила тело, мышца за мышцей, как ее учили, и погрузилась в легкую дрему. Сон ее был чуток, как у охотницы, ночующей в лесу далеко от родного стойбища.

Отчасти она оставалась охотницей. И вряд ли это когда-либо изменится.

Она знала, что всегда будет начеку.

Прошел еще один год изгнания, не более радостный, чем его предшественник.

Марика поднялась на ту часть стены, откуда были видны плотина и энергостанция. Там у нее имелось местечко, которое она считала собственным, и это знали и признавали все, кроме новых беженцев. Его окружал невидимый барьер, который при Марике не могла пересечь даже Горри или ее подруги из числа старых силт. Марика приходила туда, когда хотела полностью избавиться от чьей-либо опеки.

У каждой силты имелось подобное место. Для большинства таковым являлось их жилище. Но каждое чем-то отличалось, и о них постепенно узнавало все Сообщество силт. Точно так же и силты Акарда знали, что там, на стене, – владения щены-дикарки, принадлежащие только ей одной.

Ей нравились ветер, холод и открывавшийся со стены вид. Более того, ей нравилось, что к ней никто не приблизится внезапно, не дав привести мысли в порядок. Лишь немногие могли и осмеливались вторгаться в ее владения – к примеру, старшая и хлес Гибани, – но и они не поступили бы так без серьезной причины.

Река Хусген снова замерзла. Силты заставляли десятки беженцев рубить лед, чтобы тот не забивал ведущие к энергостанции трубы. Зима была еще более суровой, чем предыдущие две, и каждая ставила рекорды, принося новые бедствия. Бурь в этом году было меньше, как и снега, но ветер оставался столь же яростным, а когти холода – острее, чем когда-либо. Ледяной ветер пробирался даже в сердце крепости, передразнивая ревущее пламя, пылавшее в каждом очаге. Край леса, отстоявший на треть мили от границы вспаханной земли, прошлым летом отступил еще на двести ярдов. Валежник приходилось собирать во многих милях вокруг. Все закоулки крепости были забиты дровами. И тем не менее Брайдик пробирала дрожь, когда она прикидывала расход топлива на оставшееся время.

Отряды фуражиров этой зимой не покидали крепость. Никому не позволялось выходить за пределы, в которых простиралась совместная мощь силт Акарда. Ходили слухи, будто ни один кочевник в эту зиму не остался в Жотаке.

В ту первую суровую зиму на юг их пришло относительно немного. Несмотря на гибель Дегнанов, большинство стай Верхнего Поната выжили. Тех немногих кочевников, которые не сбежали на север, уничтожили силты. Во вторую зиму погибла половина стай Верхнего Поната, а последовавшим летом постоянно лилась кровь – силты пытались одолеть полчища кочевников, стремившихся удержаться в захваченных стойбищах. Многие кочевники погибли, но силтам не удалось их изгнать полностью.

У кочевников больше не было верлена, который бы их возглавил, но они в нем и не нуждались, слившись в одну огромную сверхстаю. В этом году северная орда явилась рано, во время сбора урожая. Силты делали все возможное, но дикарей не пугали ни резня, ни колдовство силт. Всегда находились более отчаянные стаи, приходившие на место тех, кого поглотила ярость Рюгге.