Но… не в этом дело. Как известно, в 1864 году в империи затеяли большие перемены. Реформы, то-се… А как у нас реформы проводят? Сначала переименовывают. Потом чиновников перетасуют в колоде. Потом затеют переезды из одного здания в другое. А переезд равен двум пожарам.

Всю артиллерийскую коллекцию у военных забрали, передали другому ведомству, и там, как водится, что даром досталось… Короче говоря, распотрошили музейные фонды безжалостно. Счастье еще – нашлись люди, сумели остановить беспредел. Сохранили и еще приумножили.

А то ведь тогда не то что бутафорским цехам в театрах – даже царским конюшням перепало… В общем, тут правда – все могло быть, – заключил Саша, глядя исподлобья на Быкова.

– Конечно!.. Вот и я о чем? – обрадовался спекулянт. – Значит, это… про бабку. Бабка мне говорила, что были у нее еще ножны – с узором из хризантем и каких-то листочков врастопырку, типа каштана… Ножны потерялись, это жаль. Клинок, конечно, чистить надо и заново шлифовать. Но я ведь и продаю по божеской цене. Будь этот вакидзаси в лучшем состоянии, да с официальной регистрацией в японских списках – за него и миллион было бы скромно…

– Да, – сказал Саша. И раздумчиво добавил, будто про себя: – Листочки вроде каштана – это павлония. С хризантемой получается герб сегуна Токугавы. А мастер мне, пожалуй что, знаком. Один из 32 тысяч великих оружейников, имена которых почитает Страна восходящего солнца. Не берите, – глядя в глаза Быкову, нелогично закончил Саша.

Барыга, от первых слов нашего эксперта поначалу просиявший, увял.

– Ну и мне-то что, – забормотал он, скукожившись, но стараясь держать марку. – Не вам, так другим продам. Еще выгоднее будет…

– Я не понял, – сказал Быков. – А в чем проблема-то? Почему не брать?

Саша вздохнул.

– Я думаю, это меч Мурамасы. Тот, который, по легенде, принадлежал самому Тоётоми Хидэёси, великому полководцу и воину.

Пока Быков и мы все пытались понять логику его странного высказывания – а оно звучало для нас, правду сказать, ничуть не яснее филькиной грамоты, – Саша вглядывался в клинок.

– Или возьмите, – сказал он, сглатывая слюну. – Мне интересно будет с ним поработать, – объяснил он нам, хотя мы ни о чем его не спрашивали.

Саша смотрел на клинок так, будто наблюдал внутри какую-то жизнь.

«Чудак нам в эксперты попался», – подумал я тогда.

Но интересно знать, что же такое он в этой железяке разглядел.

За несколько дней перед битвой в долине Сэкигахара прошли сильные дожди, и вода досыта напитала землю. Глядя, как оскальзываются на раскисшей дороге сильные ноги коней, последний принц Минамото – Токугава Иэясу – думал о том, что кровь, которая, несомненно, прольется вскорости у подножия горы Нангу, не уйдет в землю – она запечется на поверхности, подобно ранам воина.

Думал он также о том, что вот два года миновало со дня смерти его главного соперника – Тоётоми Хидэёси, а противостояние все еще не окончено. Разве так бывает?

Теперь понятно, что да.

Но когда они впервые встретились в доме князя Имагавы – сын крестьянина, кому в будущем суждено было сделаться правителем Японии под именем Хидэёси, и аристократ голубых кровей погибшего рода Мацудайро, светлейший принц Минамото, с малолетства лишенный всех привилегий и пребывающий в замке врага на унизительном положении заложника… кто мог предугадать, что такое вообще случится?

Принц еще носил свое детское имя – Такэтиё, а Хидэёси уже был воином-самураем, хотя и самого низкого ранга.

Но это-то и дало им возможность сблизиться. Несмотря на разницу во всем – в положении, возрасте, воспитании, – Хидэёси и Иэясу связало взаимное доверие друг к другу.