Он наклонился, стараясь заглянуть мне в лицо. Каланча белобрысая. Когда мы целовались в яблоневом саду у школы, через две недели после того первого раза, ему приходилось сгибаться в три погибели, я едва доставала ему до груди.
Я вовсе не хотела продолжать это все — у Костика была девушка, а я уже привыкла к безответным влюбленностям. Но мы были друзьями, у нас были деньги всего на одну бутылку пива на двоих и мы просто слишком близко наклонились друг другу. Казалось, что он магнит, а я железная стружка — меня тянуло к нему физически, непреодолимо.
Как и сейчас.

Кажется, магнит тоже не может сопротивляться, когда к нему тянет железную стружку.
Мне почудился вкус светлого пива на его губах. Запах цветущих яблонь. Его ладони, такие большие, что когда он обнимает меня за талию, я кажусь себе тоненькой статуэткой.  Соленый привкус слез — тоже как тогда. Потому что в шестнадцать целоваться с чужим парнем кажется безнадежным падением и отчаянием на грани тьмы. Его губы стали теплее, а ладони совсем горячие.
— Алинка… — вдруг выдохнул он и посмотрел мне в лицо расширившимися глазами. — А где Машка? Она должна была приехать, мне там сказали… — и его глаза стали расширяться от ужаса.
Он начал вспоминать. Мамочки, что я наделала!
— Апрель! — прогремело эхо над террасой. Я отшатнулась и из-за плеча заслонившего меня собой Костика увидела Эшера.

В гневе уравновешенные люди страшнее психов, я давно заметила. В отличие от Люция Эшер не рычал, не орал, не бросался вещами, не показывал клыки. Он просто шел, такой же спокойный, как и раньше, но в мягкой кошачьей походке появились хищные нотки, а лицо застыло, превратившись в маску. Он не торопился. Он тщательно осмотрел меня, ни единым движением или взглядом не передав никакого послания, а потом его взгляд перекинулся на Костика и тот даже отступил на шаг, чуть не наткнувшись на меня.

Со стороны лестницы спешила Мари. Вот у идеальной леди на лице было написано буквально все: страх, злость, беспокойство, досада, решимость, сочувствие. Последнее —  Эшеру,  который не поворачиваясь, бросил ей:
— Найди Люция.
Я кажется единственная видела как мелькнули белоснежные волосы на краю крыши, почувствовала взгляд. Мне положено, у меня метка.
— Алина, отойди от него.

С радостью, господи. Я бы еще и домой уехала. Нет? Не выйдет?

Рука Костика дернулась схватить меня, но я уже отступала к лестнице вниз. Если удастся сбежать — первым делом в родной подвал, запру дверь и что-нибудь к ней придвину. Вода есть, еда есть, выковыривать меня будете, только разобрав дом до основания.

Я уже почти дошла до лестницы и даже не смотрю, что происходит дальше на террасе, у меня свои задачи, когда ледяная ладонь зажала мне рот, а голос Люция прошептал в самое ухо тихо, почти неотличимо от моих собственных мыслей:
— Молчим и отходим.

Я не успела даже испугаться, когда вдруг поняла, что он… доволен? Я не могла понять это по голосу, так он был тих, но видимо метка работает и в обратную сторону тоже. Я не чувствую в нем обычной раздраженной злости, я чувствую торжество.
Вот я молодец, вот просто умница — помогла самому неадекватному вампиру в городе! Хотя тут конечно самое время подумать о том, как я дошла до жизни такой, что отличаю адекватных и неадекватных вампиров. Потом подумаю. Сейчас наши цели с неадекватным совпадают — максимально незаметно смыться из горячей точки.

И нам почти удается — но у лестницы стоит Макс, весь такой в черном, перстни сверкают, клыки сверкают, волосы развеваются и вообще всем своим видом показывает «Ты не пройдешь». Ну Люций, допустим, пройдет, я в него верю, а вот я и правда нет. Люций демонстративно глубоко вздыхает у меня за спиной и даже не видя его лица, я представляю, как он закатывает глаза.