«Ничего ты собаченьку запугал», – рассмеялась Ленор. Но я был серьёзен.

«Когда я возьму.. – замялся я. – .. архив.. от тебя мало что останется. Всё будет там, но… Я не знаю, что ты будешь чувствовать при этом».

Девушка в ответ нарочито-беззаботно пожала худенькими плечиками, привычным движеньем отряхнув подол.

«Ну что буду то и буду. Главное, не это», – она обвела рукой мрачное подвальное помещение. Я кивнул и потянулся к центру её груди тонкими пальцами.

«Что за херня, а?!» Дверь позади внезапно распахнулась.

Осознав, что времени в обрез, я вцепился в грудную клетку фантома и буквально вырвал оттуда заветный клубочек. А после без оглядки нырнул с ним в хитросплетенья паутины заклятий и печатей, краем глаза зацепив, как обращается в прах и осыпается зелёными бликами бесплотный образ Ленор.

Всё та же крыша. Ветер свистит в ушах. В окоченевшей руке что-то слабо мерцает. Я медленно разжал когтистые пальцы: на ладони лежал тот самый заветный клубок. Значит, получилось. Не к месту я подумал, что вот она, путеводная нить Ариадны. Что ещё это могло быть? Не на пустом же месте легенда возникла.

А после, выдохнув и неуверенно качнувшись над бездной, чувствуя, как неизбежно теряю контроль, я рухнул куда-то в пропасть. Всё-таки даром мне это приключение не обошлось. Я не терял сознания, но и в сознании не находился точно. Земля просто ушла из-под ног, будто там её никогда в общем и не было. Мне не удавалось ни припомнить, ни даже вообразить, как я пролетел двадцать три этажа, и пролетел ли. Да и сам момент встречи с поверхностью, несмотря на всю знаменательность происшествия, не запомнился мне абсолютно. Помню только, и то довольно смутно, что я упал лицом вниз, на асфальт, точно голубь, сбитый на лету из рогатки, нелепо шлёпнувшийся ничком и распластавший увечные крылья.

Первая связная мысль, посетившая меня, была следующей: Ленор… Клубок.. где он?! Рука была сжата, да так, что я её почти не чувствовал и всё никак не мог заставить смёрзшиеся пальцы подчиниться. Тем временем кто-то неустанно и довольно настойчиво тряс меня за плечо – вот следующее из ощущений, явившихся в мой разум, рассыпанный изломанными бликами.

Я тяжело приподнялся и огляделся, чтоб выяснить, кто так неравнодушен к моей непростой судьбе. Этим «кем-то» оказался Михаил. Бледный как мертвец. Это же крыша его дома. Точно. Просто песня.. было ведь что-то такое, про крышу… Но как он…

Невнятные раздумья упорядочить упорно не получалось, и я не вполне соображал, что вообще творится вокруг. Вдруг между пальцев пробилось тусклое мерцание. Архив на месте. Хорошо. Сам же я до сих пор то и дело видел мир Нави, а вкупе парочку-другую сосуществующих с этим пространств, сбивками эфира идущей телепередачи, рябью кинохроники, паразитными кадрами.

Кое-как справившись с расслоеньем действительности, я обвёл взглядом тихо галдящую толпу немногочисленных зевак. Тут что, ролик снимают? – покосился я на парня с смартфоном в руке, направившего на меня чернеющий глазок объектива, и по-человечески сощурился от проблесков навязчивой фотовспышки другого очевидца, счастливого обладателя Nikon.

Однако скоро вынужденная фотосессия прекратилась так же внезапно, как и началась: аппарат, пару раз нервно щёлкнув, затих, а незадачливый фотограф вслед за тем нескладно выругался. Ну, о собственной не фотогеничности я как-то не шибко тревожился. К тому же я ведь представлял собой ходячую электромагнитную аномалию, выводящую из строя технику невинно и непринуждённо – зачастую это происходило со мной без злого умысла, – человеческий глаз не мог заприметить легчайшую пространственно-временную рябь, а вот техника вопреки тому нередко реагировала, не имея компенсаторных механизмов, присущих живому.