Я смотрел на своё новообретённое отражение, не мигая. Я вспоминал. И сквозь завесу беспамятства начинали проступать размытые силуэты, будто в густом тумане вдруг проявляются очертания, возникая из дымки внезапно, стоит лишь приблизиться к ним вплотную.

Воспоминания.. будто черти из табакерки… – невольно подумал я, искоса взглянув на нового постояльца.

..Знакомый узор светил, рассыпанных в бездонных глубинах небосвода, сплетающийся в галактики, зыбкое витиеватое кружево, обрамлённое гравитационными петлями. Строгие и величественные врата молчаливого Храма, чуждого равно молебнам и мессам, а завсегда приветствующего одну только благословенную Тишину вместо помпезных литургий. Лицо Учителя. Святая святых – Цитадель – ещё более мрачная, таинственная и немая, нежели Храм. А в довершении.. бесконечно долгая, безысходная тьма саркофага. Череда ледяных игл, с равнодушной жестокостью впивающихся в кожу. Невозможно и пальцем пошевелить. Заживо погребённый в заиндевелом склепе, я снова и снова задавал себе один и тот же вопрос: почему? Хотя не должен был, по идее, задаваться вопросами. Не положено. А ты смори.. оставили ведь, не утилизировали сразу.

Всему, что ранее виделось мне иначе, всему, что прежде не имело названий, я дал имена, подобно Адаму в Эдемском саду, правда, я не был так оригинален, как мифический праотец человечества, и ничего не выдумывал. Я просто искал сходство с тем, что видел сейчас вокруг себя. Вот так саркофаг стал саркофагом. А Храм – храмом. И мне казалось, в отождествленьях своих я достиг некоторого успеха, да так, что сам уже не в состоянии был сказать с уверенностью, какому из миров больше принадлежу.

Глава

VIII

. Пепел.

Я всё смотрел на себя и не мог поверить, что то, что я вспоминаю сейчас, было взаправду. Было.. со мной.

..Моя планета, где располагалась Цитадель (хотя планета – понятие слишком уж тесное), истощённое солнце, уже не способное фениксом возродиться из праха, и однообразный пустынный ландшафт… Выточенные будто бы из обсидиана стены Храма, испещрённые причудливыми арабесками – все эти внушительные виды восставали предо мной исполинами, неохотно пробуждающимися от своего мёрзлого оцепенения. В сравнении с ними я мнился себе таки крошечным!

Вдруг отраженье в стекле переменилось. До того неожиданно, что оторопь взяла. Это был по-прежнему я, но.. какой-то другой. И этот другой, поглядев на меня исподлобья, зло усмехнулся. Я точно так не умел. Я основные-то человеческие эмоции освоил еле-еле. А тут.. так красочно и с подтекстом.

«Цап-царап», – прошипел он ехидно.

Но самым жутким было не это, а его глаза. Мои, но чужие. Страшные настолько, что и не описать.

Я отшатнулся прочь. Михаил, тем временем, обеспокоенно поднялся с места, проследив за моим взглядом. Однако того, другого в оконном стекле уже и след простыл. Я на секунду онемел, обернувшись и беспомощно глядя на молодого мага. Нет, он его не видел. Но явственно уловил что-то. И тут я услышал некий посторонний звук, которого не замечал раньше. Серия частых-частых ударов, таких, как когда барабанят пальцами по столу, только это были не пальцы – это дрожал хвост чертёнка, отбивая по полу свою канонаду.

Я не спеша заглянул под стол. На меня уставились круглые как блюдца глаза Лёлика с расширенными до предела зрачками. Он весь дрожал.

«Ты.. – начал я вкрадчиво, дабы не напугать несчастного ещё больше, – его тоже видел?»

Чертёнок неопределённо мотнул головой, и показал двумя пальцами на свои глаза, как бы на что-то намекая. Долее я расспрашивать его не стал, предельно чётко осознав, что большего не добьюсь.