Кое-как постирала платье, повесила сушиться на спинку единственного стула. Сейчас жарко — за ночь высохнет. Вот только после пробежки по лесу выглядело оно настолько плачевно, что любая другая студентка просто отправила бы его в мусор. Еще и дыра на подоле… Завтра с утра заштопаю. А в следующем месяце со стипендии заказу новое. Эх, никаких тебе булочек, Тэмми, никаких цукатов, забудь! Хм, а ведь ректор должен мне еще несколько монет за авантюру с помолвкой. Неужели забыл?

Родители моих состоятельных однокурсников покупали им для стажировки практичную одежду. Мила рассказывала, что ей заранее заказали костюмчик из тонкой кожи с серебряным пояском и высокие сапоги на толстой подошве с шипами на голенище. Если бы на мне сегодня был такой костюм, я бы не поскользнулась на щебне, а упав, не поранилась бы…

Но у меня было только это старенькое платье. И я буду носить его гордо и никому не позволю задирать передо мной нос!

Смыв и пот, я почувствовала себя лучше. Жизнь — не такая уж плохая штука, когда есть горячая вода, крыша над головой и кружка молока на завтрак.

Я нацепила тоненькую сорочку и бухнулась на постель.

— Хожяйка! Впушти!

Я прикрыла окно, пока плескалась. Кусь вернулся и скреб лапой. И странно пришепетывал… Что это с ним?

Распахнув створки, я увидела крусбыса со связкой сосисок во рту. Одну он сжимал зубами, три другие болтались. Он положил добычу на подоконник, облизнулся и спросил:

— А это ты ешь?

Наверное, надо было отругать Куся и отправить в лавку с извинениями, но… мне временно отказал разум.

— Это ты ешь! — удовлетворенно произнес крусбыс.

— Все, я спать!

Напротив окна светил яркий газовый фонарь, поэтому вечером я экономила на свечах. Это меня вполне устраивало. Жаль, нельзя выключить свет на ночь. Впрочем, сейчас я все равно уснула как убитая.

Среди ночи почувствовала, что Кусь лижет мою ладонь, его шершавый язык осторожно дотрагивался до ссадин. Не больно — щекотно.

— Эй? — удивилась я. — Что ты делаешь?

— Ем тебя, фыррр! — он засмеялся: я уже научилась распознавать это ехидное «фыррр». — Ведь я дикая тварь из дикого леса! Тихо-тихо, человеческий детеныш. Лежи спокойно.

— Ой, ну и ешь! Я так устала, что мне, честно, все равно!

Когда я проснулась от того, что солнечный луч щекотал мне нос, первое, что я увидела, — затянувшиеся розовой кожей раны на ладонях. Крусбыс дрых, свернувшись клубочком у моих ног.

— Спасибо, Кусь, — прошептала я.

— Не за что, вкусненький человеческий детеныш.

***

На следующий день я появилась у Академии вовремя! Я больше не дам Аиду повода смотреть на меня косо. Даже платье залатала.

Никто не учил меня шить: мама не успела показать, а больше было некому. В Академии же ценились совсем другие умения. Но я старалась так, будто мне предстоял экзамен по рукоделию. Хотя куртка Аида, по всему видать, тоже побывала в передрягах — боевая куртяха, но даже в ней он умудрялся выглядеть так, словно собирался на прием. Тут, видно, не в одежде дело, а в том, как он держится. В повороте головы, во взгляде.

Рядом с ним я чувствовала себя неуклюжей неумехой. Вот если бы научиться так же сохранять осанку, правильно разговаривать и стать настоящей мифрау… Так я думала, пока штопала прореху. И вдруг замерла с иголкой в руках, вспомнив о просьбе минейра Голриджа. Я пообещала, что еще несколько раз сыграю роль Лауры. Но как? Как? Я и в прошлый раз едва не спалилась! Какая из меня леди!

Однако на раздумья и сомнения времени уже не оставалось. Сейчас мне предстоит стажировка, а значит, надо думать о работе.