Будь я адекватнее, давно бы сказал Белому, что надо мне напарника на большее количество времени, чем просто на урывочный ночной сон. Даже в этот момент мне кажется, что я не сплю, а так дремаю…и наблюдаю за ней, потому что я нихера не доверяю никому. Даже себе, не говоря уже о другом охраннике, в чьей верности сомнений нет ни у кого.

Эту больницу охраняют лучше, чем военную базу, но я продолжаю дышать и моргать в унисон со Светой, чтобы не пропустить ни единого атома, выпускаемого из ее легких. Даже волос с головы не упадет без письменного разрешения и моего пристального наблюдения.

И когда я вижу, как разливается по груди вода, округляя для меня очевидно аккуратную грудь с крупными сосками, проступающими ожогами на моей сетчатке, мозг отрубается. Не сказать, что я не догадывался о том, какая она идеальная, или что уверенная двоечка не проявлялась сквозь ткань футболок и не приковывала взгляд…конечно, я уже все рассмотрел и дорисовал.

Но сейчас ведь прямое включение…

Я вожу взглядом и снимаю на воображаемую камеру, извращенно представляя картину дальше. Гребанный ублюдок рассматривает девочку, которая прямо сейчас в шоке и явно в панике, покрывается багровым румянцем и срывается на бег в ванную. И я снова веду по изящным ногам и стопорюсь на подтянутой заднице.

Ощущение жажды берет в плен мою глотку и разливает там лавой желание сорваться следом и прижать Свету к себе, чтобы впиться в манящие губы и насытиться ею вместо воды. Смахиваю извращенные мысли как упавшую на лицо паутину.

Идиот. Прижав руки к лицу, начинаю растирать пылающее лицо. Пиздец, накрывает. Я прислушиваюсь и не слышу ни плача, ни завываний. Это хороший знак, да? Или так себе? Подрываюсь с табурета и опускаю взгляд на стоящий колом член, и в этом столько ненависти к самому себе, что нее описать словами.

Схватив первый попавшийся халат, я медленно подхожу к закрытой двери уборной. Мне вскрыть ее —дело секунд, но я прижимаюсь горячим лбом к холодной поверхности пластиковой двери и выдыхаю сквозь судорожные попытки обхватить ручку и вырвать ее с корнем.

Но в этом вижу лишь свой конец нахождения рядом со Светой. А мне надо ее защитить. Я лучший. Я смогу найти ублюдка быстро и сломать ему все конечности за минуту. Получу особый вид наслаждения от этого.

Рука сильнее сжимает мягкий халат, и я притягиваю его к лицу рваными движениями, втягивая поглубже неповторимый аромат. А затем опускаю руку и вешаю за петлю на ручку. Все.

—Свет, ты в порядке? — голос звучит словно чужой. Меня ломает пополам, вырывая нервы совсем как дети вскрывают упаковки долгожданных подарков.

Ее положительный ответ слегка приглушает агонию, она звучит совсем как обычно. Вежливо и учтиво. Ничего в голосе не выдает отчаяние, может смущение — да, но не больше. Я прикрываю глаза, в которые сейчас насыпали песка, и стекаю по двери в сторону.

—Я принес халат, в твоих вещах не рылся. Выйду на минуту…

Не на минуту, а на гребанный час я покинул ее палату, усаживая вместо себя ночного компаньона. А сам срываюсь на улицу и просто начинаю метелить первое попавшееся дерево, сбивая руки в кровь. Этот пиздец становится бесконечным, пока кто-то из работников больницы не замечает мой бесполезный бой с деревом.

—Эй, парень, полегче…

Я резко разворачиваюсь, готовый вломить ему, но то всего лишь добродушный старик в белом халате. В нем я узнаю лора, который лечит… Свету. У него абонемент на мою защиту пожизненно.

По рукам стекает бардовая кровь, и я смахиваю крупные капли на пол, щедро орошая идеальную плитку возле больницы. Я отказываюсь от медицинской помощи, только вырываю из рук медсестры спирт, выливая на раны. Решаю не мотать узлов сверху — неудобно, и только выкурив полпачки сигарет, поднимаюсь в палату…на свою гильотину.