– Катерина? – его голос вырывает меня из воспоминаний. Да, я слишком задержалась в ванной. Алексей беспокоится. Я кидаю взгляд в зеркало. Хорошенькая. Только сильно наштукатуренная. К сожалению, этого не избежать.
– Да, Алексей, – шагаю из двери, чтобы попасть в его объятия. Почти нежные. По утрам он бывает добр.
– Ты хотела увидеть мальчика. Я могу тебя отвезти. Сейчас. Другого времени у меня, к сожалению, не будет. А без меня ты туда не поедешь.
Я это знаю, поэтому покорно киваю. Да, дорогой. Я буду очень хорошей. Потому что очень соскучилась.
У мальчика есть имя – Серёжка. Когда он родился, я хотела назвать его Дмитрием.
– Вряд ли выживет, – безразлично и бездушно кинула мне в лицо тогда акушерка, у которой я пыталась хоть что-то выведать. – Не жилец. Готовьтесь.
А ночью мне приснился сон. Явился ко мне старец белобородый в длинных одеждах.
– Назови Сергеем, – прошептал и исчез.
А я долго бродила в лабиринте тёмного коридора, спотыкалась и падала, пока не вышла на свет.
Я назвала младенца Сергеем, как и просили. Позже узнала, что родился мальчик в день Сергея Радонежского.
Мужчина из моего сна не очень походил на изображение с икон, но я почему-то была уверена: это он пришёл и уберёг. Мальчик выжил вопреки всему.
Алексей знает, как зовут ребёнка. Но упорно называет его мальчиком – безлико. И запрещает мне произносить вслух его имя.
– Так проще, Катерина, – сказал он мне один раз. – Нет привыкания. Ты же знаешь: я не соглашусь его усыновить. Поэтому смирись.
Всё, на что он соглашается, – это изредка давать мне возможность видеться с малышом. Ещё один короткий поводок, позволяющий мной управлять. Сколько их у него? Не один. Алексей любит подстраховаться, чтобы легче было манипулировать.
Серёжке на днях исполнится три года. И скоро из дома малютки его переведут в детский дом. Я всё ещё не теряю надежды однажды уломать Алексея, понимая, что он обязательно заломит слишком большую цену. Если мне всё же удастся. Очень маленький, почти призрачный шанс.
Его шикарная машина въезжает в чистенький дворик. Тормозит на парковке.
– Иди, Катерина, у тебя минут сорок, – Алексей демонстративно смотрит на дорогой «Rolex».
Он, конечно же, никогда ради мальчика не оторвёт свой шикарный зад. Впрочем, я к нему не справедлива: он вложил достаточно денег, чтобы у ребёнка в доме малютки было всё. Но никакой комфорт не заменит малышу любовь и тепло, которое сердце Алексея при всём желании дать не может.
Я нежно целую мужа в щёку. Если я это не сделаю, в следующий раз он припомнит мне мою чёрствость и неблагодарность и накажет. Запретит видеться с мальчиком. Поэтому я искренне проявляю чувства. Ему это нравится. А мне ничего не стоит.
Выскальзываю из машины и спешу. У меня слишком мало времени.
Я слышу, как топочут маленькие ножки, и сердце моё заходится в галопной скачке.
– Пливет, Лина, – говорит моё сокровище и тянет ко мне ручонки.
– Привет, привет, моё сокровище, – подхватываю его и прижимаю к сердцу, целуя в тёмные кудряшки. – Привет мой Серёженька.
12. 12. Рина
– У нас настали не лучшие времена, – ставит он меня в известность, как только я возвращаюсь. Минута в минуту. По мне можно таймер сверять.
Я знаю: Алексей выпишет штрафные очки и обязательно заставит отработать просроченное время. Так, как захочет он. А он никогда не упускает шанса выбить из меня дурь. Он учит меня пунктуальности, ответственности, умению угождать мужу. Впрочем, я давно всему этому обучена ещё в то время, когда работала на него, но Марков изобретателен. У него всегда в запасе козырь, который он вытаскивает из рукава почище фокусника.