Уже второй человек всего за несколько дней назвал меня дедом – что бы это значило? Десять лет не звали, а теперь сговорились, что ли? А может, пьянчужки между собой меня Дедом Морозом называют? Борода у меня уже белая и выручаю их частенько, отсюда и «дед»? А что, вполне логично.

В соседнем подъезде нашего дома живет один бывший шофер. Он постоянно пребывает в состоянии «выпимши», с неизменным матом и папироской в зубах. Тем не менее мы с ним находим общий язык и частенько перекидываемся при встрече парой слов. Видимо, сосед чем-то серьезно болен, так как уже несколько лет собирается ко мне в церковь. Ему нужно в чем-то покаяться, но он пока еще не созрел. Но обязательно созреет и покается, а потом уже я должен буду его отпеть. Это он мне так говорит.

Всякий раз, когда в разговоре мы доходим до этого места, голос шофера срывается и на глазах у него наворачивается скупая мужская слеза. Поскольку жену соседа его бесконечные пьянки уже, видимо, достали, пить она ему дома не позволяет. Но бывший шофер нашел выход. Он купил старую «девятку», на которой не столько ездит, сколько чинит, а кроме того, использует в качестве летнего кафе.

Когда человек упивается в нормальных условиях за столом, то обычно высматривает салат и падает в него лицом. Мой сосед, доходя до кондиции, падает лицом на сигнал, что и извещает супругу о необходимости идти за мужем и тащить его домой.

В эти же дни прохожу утром мимо машины соседа и внезапно слышу его голос:

– Дедушка! Заходи, посидим!

Я остановился как вкопанный. Снова «дедушка»! Сел со стороны пассажира. В машине стояла начатая чекушка водки и открытая бутылка красного крепленого вина.

– Угощайся, дедушка, – широким жестом гостеприимного хозяина предложил сосед.

Помню, на железной дороге, где я работал составителем поездов, один мой товарищ и большой любитель выпивки на подобные предложения мог запросто ответить:

– Да я не с каждым путным здороваться буду, а уж с тобой-то еще и водку пить? Нет уж, извини.

А потом смеялся и опрокидывал предложенную стопку.

Я, конечно же, так не смел отвечать человеку, тем более соседу. Поэтому мне пришлось сослаться на то, что мне еще садиться за руль, а шофер шофера в этом отношении поймет с полуслова.

Посидев для приличия с ним еще пару минут, я поинтересовался:

– Слушай, сосед, скажи, если не секрет: ты почему меня дедушкой называешь?

Тот молча посмотрел на меня несколько секунд и ответил просто и гениально:

– А как же еще прикажешь тебя называть? Ведь не бабушкой же, правильно?

И действительно, какая же я бабушка, скорее дедушка, тьфу ты, то есть батюшка! Вот ведь затейники! И как звать-то тебя, с ними забудешь.

Долго я еще потом смеялся, вспоминая его ответ. Правда, с того дня дедушкой меня уже больше никто не называл.

Сколько себя помню, всегда о чем-нибудь мечтал. Началось это еще в далеком детстве. Ложился на кровать, устраивался поудобнее. Даже просил, чтобы ко мне в комнату никто не входил. А иначе трудно было сосредоточиться и представить себя пожарным, но не таким, который только и делает, что спит на рабочем месте. Я из огня не выходил принципиально. Порой подмывало подняться в воздух на сверхзвуковом самолете или даже космическом корабле. И неизменно во всех сценариях мечта приводила меня к немыслимым подвигам и заслуженному званию Героя Советского Союза. Умереть я не боялся, пока однажды не увидел, как плачет мама, услышав по радио о гибели космонавта Комарова. А когда погиб Юра Гагарин, мы плакали с ней вместе.