– И… Погодите, то есть что, я вообще оттуда не выхожу?

– Не выходите.

– Никогда?

– Пока проект в эфире.

– Я чего-то не соображу… А звонить я могу? Пользоваться интернетом?

– Вы в девятнадцатом веке. Какой интернет?

– Погодите, но ведь должны быть какие-то перерывы…

– Нет, никаких перерывов.

– Я не понимаю… Это что такое вообще? «Дом-два»?

– Ни в коем случае. «Дом-два» – реалити-шоу, а у нас художественный проект. Вы – персонаж. Граф Орлов.

– У меня есть сценарий?

– Конечно. Вся ваша жизнь полностью подчинена сценарию. У вас в наушнике персональный суфлёр, мы его называем «кондуктор». Каждый день вы получаете текст… незаметно для зрителя – например, вы читаете книгу, туда вклеиваются страницы. Ключевые реплики вы заучиваете, но таких реплик немного. Как правило, у вас прописаны основные линии поведения, и вы действуете в логике персонажа.

– То есть вы хотите, чтобы я год не выходил из этой…

– Чтобы вы находились в периметре декорации, да. Год, два, три – сколько проект будет идти в эфире.

– Так… Дело серьёзное. Дайте мне несколько дней…

– Зачем?

– Чтó «зачем»? Посоветоваться с семьёй…

– Вы не можете посоветоваться с семьёй.

– Почему?!

– Вы только что подтвердили условие стопроцентной конфиденциальности. Дважды.

– Нет, погодите, вы что, предлагаете мне просто сию минуту всё бросить и…

– Да, именно это мы вам предлагаем.

– Как вы это себе представляете? Нет, вы что… Я не могу!

– Жаль. Ну, как говорится, на нет и суда нет, – с лёгкостью согласился грызун. – В таком случае мы рассмотрим другие кандидатуры.

Я вдруг понял, чтó меня всю дорогу так раздражало, сбивало: противоречие между словами, которые он проговаривал – и тем, что у нас, у актёров, называется «задача» или «посыл». Словами он убеждал согласиться (может быть, по обязанности, отрабатывая программу) – а интонацией внушал: «откажись, откажись…» Дёргал меня одновременно в противоположные стороны, как Тянитолкай…

– Нет, подождите! – я как бы схватил его за рукав. – Но хоть предупредить семью я могу?

– Мы поставим, – он явно был разочарован, – вашу семью в известность…

– А театр?! У меня послезавтра спектакль!..

– Вас заменят. Знаете, Алексей Юрьевич, не ищите сейчас аргументы. Это вопрос исключительно вашего внутреннего решения. Если такое решение есть – обстоятельства не помеха. Если решения нет – найдётся масса причин…

– Вы даже успели в театре поговорить?

– Вы заняты по большей части в дублирующем составе. Если честно, касса от вас практически не зависит. А вернётесь – мегазвездой. Так что театр только за.

– Но звонить домой я смогу?

– Вы сможете писать письма. И получать ответы. А вот звонить… Понимаете, вы ведь не в состоянии двадцать четыре часа в сутки играть. Никто не может. Значит, необходима полная перестройка сознания. Вы должны вырваться из две тысячи двадцатых годов и полностью погрузиться в тысяча восемьсот тридцатые. Тогда, увы, не было телефонов… – Я чувствовал всё яснее, что он разговаривает не со мной, а через мою голову с кем-то другим, с кем-то для него важным. – Кроме того, живой разговор тяжело контролировать. Мы делаем большие ставки на этот проект и не хотим допустить, чтобы какая-то информация преждевременно просочилась… Письмо-то мы прочитаем…

– То есть?

– Ваше письмо. Конечно. И все письма к вам. Обязательно. Вы всё время под камерами, миллионы зрителей на вас смотрят. Каждое слово, которое вы произнесли, написали…

– Вы что, с ума сошли?! Это гестапо, что ли? Концлагерь?!

– Вы отказываетесь?

– Я… чтобы вы читали мои письма к жене? Да, отказываюсь!