Но из сугроба её брат вытащил, на руках домой отнёс. А сейчас кто спасёт?

Вольно орать на отца и ногами топать, мол: «Не выйду замуж!». Но когда уже и выкуп получен, куда деваться? Только молиться, что чудо всё же случится и фламик скажет, что у договора нет силы. Очень горячо молиться.

***

Грай, как и все, время от времени видел сны. Случались у него и кошмары, но он всегда знал, что спит, реальность с миражом не путал, в любой момент мог проснуться по собственному желанию, а потому смотрел намороченное богами со стороны, запоминал и анализировал. Ведь сны – это всего лишь отражение реальности, собственных мыслей.

Чаще всего ему мерещились демоны с бесами, что не удивительно. Реже по ночам являлись неузнаваемые женщины без лиц, намекая, что у тела есть свои потребности. Иногда приходил бессвязный бред, лишённый начала, конца и сюжета. Но он никогда не «пересматривал» то, что случилось в реальности. И Юэй тоже не видел. А тут разом случилось и то и другое.

Он снова стоял в мрачноватом, неуютном в своей убогости зале Дома Холодной Росы. Опять чувствовал раздражение, а ещё тяжесть в желудке от плохо прожаренной оленины и запах кислого вина. Знал, что за спиной стоят братья: Лис справа, Олден слева, Барс чуть позади. Впрочем, это как раз успокаивало. А вот коленопреклонённая девушка перед ним почти до бешенства доводила. Особенно трясущиеся руки, хотя она и стиснула кулаки до побелевших костяшек, только Грай-то знал, что они едва не ходуном ходили. И закушенная губа, и побледневшее лицо, и опущенная голова злили тоже.

Но сильнее всего раздражал спотыкающийся бас главы Дома, путающего слова, но очень старающегося говорить весомо, внушительно: «Колесом и Разделённым кругом, Началом и Концом, Ею и Им заклинаю… Взывая к каждому: Деве, Матери, Мудрой, Юному, Отцу, Старцу и Одному, что сам начало и конец… говорю вам так: эта женщина да будет отдана мужчине, коего тут нет, но он есть в лице другого… Брак нерушимый с сейчас и до того, как лопнет обод Колеса… Она ему и он для неё…»

Чтобы спокойно стоять уже требовалось немало сил. А уж чтобы не врезать по налитой кровью бородатой морде, ещё больше. Желание же поднять девушку, встряхнуть хорошенько, лишь бы не была такой покорной, жгло не хуже калёного железа. А Грай неплохо знал, как раскалённым прутом прижигают, ему было с чем сравнивать.

Но он всё-таки сдерживался – этот абсурд необходимо довести до конца. Потому и приехал сюда, верно?

А затем зал вдруг исчез и он очутился в Храме Высокого Неба. На месте истёртых каменных плит оказался отмытый и отполированный до зеркального блеска мрамор, узкие щели окон превратились в застеклённые двери, за которыми покачивались, кивая, ветки цветущих яблонь. Вместо вони старой сажи, пыли и мышиного дерьма пахнуло цветами. Лишь девушка у его ног так и осталась стоять на коленях, только вместо потрёпанной одежды на ней было нежно-розовое платье. И волосы не чёрные, а пепельные. И кулаки она не стискивала, прикрывала ладонью ландыши, лежащие на подоле. И губу не закусывала, смотрела на него снизу вверх, не очень успешно пытаясь сдержать улыбку, отчего на круглых щеках протаивали две ямочки.

А слова звучали почти те же: «Колесом и Разделённым кругом, Началом и Концом, Ею и Им заклинаю… Взывая к каждому: Деве, Матери, Мудрой, Юному, Отцу, Старцу и Одному, что сам начало и конец… говорю вам так: эта женщина да будет отдана этому мужчине!» Но выговаривали их чётко, громко, торжественно и хор детских голосов, выводивших что-то сентиментально-щемящее, будто поддерживал сказанное, сразу унося к кому и обращались.