И он, громыхая растоптанными башмаками, отправился домой.

– Как думаешь, это правда? – спросила Ветка у Мыша, когда они остались одни.

– Что правда? Что здание в центре Москвы может поменять свою архитектуру? – Мыш скривил губы. – Ну, учитывая, как Альберт пьёт…

– Да брось ты! Недавно на наших глазах исчезла целая кирпичная стена. Заметь, крепкая и основательная такая стеночка. Стоит ли после этого вообще чему-то удивляться?

– В любом случае насчёт сумасшедшего дома Альберт хорошо сказал, – примирительно заметил Мыш. – Иногда на меня нападает страх, что всё, происходящее с нами, – просто галлюцинация, которая однажды кончится.

Дети перепробовали сотни ключей и открыли с десяток дверей, прежде чем нашли ход на крышу. Последняя дверь, сквозь замочную скважину которой тянуло свежим воздухом, перемешанным с шумом ночной Москвы, выпустила их на покатую гулкую жесть, по которой мелкой дробью стучал дождь.

Дети вдохнули запах осени: засыпающих деревьев, умирающих листьев и реки, готовой принять лёд.

Где-то рядом маячила тень зимы…

Надстройка, образующая выход на крышу, имела довольно длинный козырёк, защищавший порог от дождя и снега.

– Здесь можно пить чай, – сказала Ветка. – И мы будем пить здесь чай.

Она ушла, вернулась с горячим чайником, закутанным для тепла в свитер, и они долго сидели, глядя на город, который никогда не спит.

По набережной с визгом циркулярной пилы проносились мотоциклы, тяжело и уверенно, как жуки-носороги, двигались джипы, сновали мелкими насекомыми дамские автомобильчики. Вздрагивая мигалками и сиренами, проезжали автомобили полиции и «Скорой помощи», оставляя после себя тревожное чувство беды.

Плыла бесконечной змеёй Москва-река. Шедший от неё влажный, вёрткий ветерок пробирал до костей. Дети кутались в один на двоих плед, пили чай, и холод отступал.

– Хорошо бы завести самовар, – сказала Ветка. – Жаль, что Альберт не платит нам денег.

– Откуда ему их взять? Он нищ как ворон. К тому же у него ещё и мама болеет.

– Тогда, может быть, однажды нам повезёт и мы найдём на улице кошелёк, в котором хватит денег на самовар?…

По реке, тихо и уверенно, как надвигающаяся зима, шёл тёмный сухогруз.

– Без самовара никак… – сказала Ветка.

Изнуряя себя, проехал велосипедист. Стеная на всю округу музыкой через открытые окна, проехала приземистая бесцветная машина. Тявкнула собачка, донёсся хлопок автомобильной двери, пискнула дважды сигнализация. На реку села пара уток.

– Интересно, в Москве можно найти можжевельник? – спросила девочка.

– Зачем тебе?

– Обязательно нужен. Чтобы дым самовара пах можжевельником. Как в «Ёжике и Медвежонке».

– Да, Москве очень не хватает можжевелового дыма, – подумав, согласился Мыш. – Когда я вырасту, у нас будет столько можжевелового дыма, сколько мы захотим.

– Интровертище, да ты, оказывается, романтик! – толкнула его плечом под пледом Ветка.

– Ещё какой. Но очень глубоко внутри. Очень.

Гном уколол им пальцы шипом, произнёс «удачи!», и перед детьми раскинулась степь – разнотравье, жёлто-зелёное море, по которому ветер гнал широкие волны.

Идти было легко, травы стелились под ногами, мягкие, как шерсть огромного зверя. Запахи, сухие и сильные, кружили головы, от треска кузнечиков звенело в ушах.