Напряжение в электрической сети скакало, лампочки светили, вздрагивая и мерцая.

Альберт выглядел побледневшим и усталым.

– Что за кислые лица? Ну-ка, не унывать! – подбодрил он детей. – Для премьеры неплохо. Дальше будет только лучше.

– Да уж куда лучше-то?… – вяло отозвался Мыш.

– И тем не менее, бодрее!..

Ветка оборвала его:

– А где Гном? – поинтересовалась она. – Он что, так и остался в печи?

– Точно. Сгорел на работе, – пошутил Альберт.

– Нет, я серьёзно.

– Ушёл домой. Из печи и дерева есть ход. Так что не стоит ждать его после спектаклей.

– Кстати, о Гноме, – вспомнил Мыш. – Скажи, зачем он, когда загадывал загадки, прятался за декорациями?

– Вот-вот, – поддержала его Ветка. – Это что, такой дурацкий театральный прикол? Разводка для молодых актёров? Он поиздеваться хотел?

– Прятался за декорациями? – Альберт как-то странно посмотрел на неё.

– Да. И говорил еле слышно, будто стоял метров за сто от нас.

Режиссёр перевёл взгляд на Мыша.

– Да, – поддержал девочку тот. – Именно так всё и было.

Альберт покачал головой.

– Я ничего такого не видел. Гном всё время был на сцене рядом с вами.

– Но он уходил за декорации!

– Я был рядом, за кулисами, наблюдал и ничего такого не видел.

– Он исчез, убежал… – стоял на своём Мыш. – И кричал, как будто издалека…

– Ты нас за идиотов держишь, Альберт? – закипая, спросила Ветка. – Или мы, по-твоему, врём?

– Спокойней, друзья мои, спокойней. Я говорю только о том, что видел собственными глазами, не более.

– Ещё птица на сцену вылетала! Трясогузка… Как раз когда Гном ушёл.

– Я не заметил никакой трясогузки. Да и зрители тоже. Уверен, вылети на сцену птица, в зале стоял бы такой гомон, что вы бы себя не услышали.

– Но она порхала и чирикала!

Режиссёр покачал головой.

– Простите, но ни я, ни зрители не видели ничего подобного. Ни птички, ни кошки, ни рыбки. Никакой живности.

– Это да, – согласился Мыш, признавая бесплодность беседы. – Сегодня на сцене было мало живого.

На следующем спектакле история с уходом Гнома повторилась. Он опять убежал за декорации и загадывал загадки оттуда, словно бы уходя всё дальше и дальше. Хохотал и просил подойти поближе. Обратно пришёл с сухим репейником на коленке.

И на следующем представлении было то же самое. И на следующем…

Народу раз от разу ходило всё меньше. Во время пятого спектакля зал почти пустовал.

В ночь перед седьмым спектаклем дети долго сидели на подоконнике, смотрели в окно.

Альберт ушёл в самом мрачном настроении, еле волоча ноги от усталости и коньяка.

– Понимаете, на каждом спектакле, – говорил он, сидя перед тем за пианино и сбивчиво наигрывая джазовую импровизацию, – актёр должен что-то отдать зрителю.

Его глаза печального мопса блуждали по клавиатуре, плечи обвисли, как ветки дерева после дождя.

– Что отдать? – спросил Мыш.

– В этом-то и соль, – Альберт медленно и нетрезво покачивал головой в такт музыке. – Отдать нужно то, чего у вас раньше не было. Вы должны найти нечто во время спектакля и подарить людям в зале.

– Боюсь, я плохо понял.

– …И когда вы с Веткой научитесь этому, – продолжал Альберт, – сразу исчезнет всё, что вам мешает.

Он по очереди оглянулся на Мыша и Ветку.

– Дорогие мои, я очень на вас надеюсь.