Когда они пришли наконец в Репине и стали ждать электричку, Кира пребывала в состоянии тихого внутреннего свечения. Основной поток нагулявшегося народа успел уже схлынуть, пассажиров в вагоне было немного. Они уютно устроились на двойном сиденье в углу, там, где напротив не было никого – сразу глухая спинка трёхместного, – и Костя, кажется, собрался накинуть ей на плечи свою лёгкую курточку, когда Кира поняла, что вагон они выбрали определённо не тот.

За проходом, через несколько сидений от них, раздавался громкий заплетающийся голос. Голос человека, успевшего «принять» ровно настолько, чтобы ноги ещё ходили, зато язык развязался и руки сделались длинными.

– А я те грю – с-суки они все!.. – Говоривший ловил за рукав пожилого мужчину, оказавшегося, на своё несчастье, с ним рядом. Тот выдернул рукав и поднялся, чтобы пересесть. – А-а!.. Слушать не хошшщь!.. – обиделся пьяный. – А я пр-равду те грю!..

Он длинно выругался и с силой огрел мужчину между лопаток – тот схватился за спинку сиденья и только потому не упал. Рядом испуганно вскрикнула женщина, а Кира ощутила, как меркнет и рассеивается чудо, сопровождавшее её с самого утра. Грубая земная реальность неотвратимо заявляла о себе в лице мужика в старом засаленном пиджаке, в тяжёлых ботинках, с топорной физиономией, тупой то ли от природы, то ли от пьянства. Вот из таких, подумала Кира, в основном и состоит обычная жизнь. Ему было лет пятьдесят с небольшим – по-бычьи здоровый, начинающий полнеть мордоворот обводил вагон тёмным взглядом, выбирая, к кому ещё прицепиться. Его подбородок и шея были в трёхсуточной седоватой щетине. Когда он повернулся в её сторону, Кира поспешно отвела глаза, притворяясь, что она тут ни при чём. Она по опыту знала: такие вот агрессивные пьяницы нутром чуют, кто их больше боится.

– А ты мне зенки не пяль!.. – внезапно заорал небритый, обращаясь к молодой женщине, сидевшей через проход. Та прижимала к себе маленькую девочку в белых гольфах и, видимо, имела неосторожность посмотреть на матерщинника с укоризной. Против женщины сидел моложавый мужчина в светлой рубашке с закатанными рукавами – отец девочки. Он успокаивающе взял жену за плечо и что-то тихо сказал ей, уговаривая не обращать внимания.

– Чё морду воротишь? Тебе, бляха, гр-рю!.. – не унимался пьяный. – Сама небось каждому встр-речно-му… попер-речному… Со своей такой вчера ёкаря стаскивал…

– Не ругайтесь при ребёнке!.. – взвизгнула женщина.

Девочка заплакала.

Мужчина начал угрожающе подниматься на ноги:

– Я сейчас милицию приведу!..

Пьяный с неожиданной обезьяньей ловкостью влепил ему затрещину. Удар пришёлся врасплох: мужчина взмахнул руками и тяжело опрокинулся обратно на сиденье, но не удержался и съехал на пол.

– Милиция!.. – закричало сразу несколько голосов, в основном женских. – Вызовите милицию!

Кнопку, видневшуюся в дальнем конце вагона, никто, однако, нажимать не помчался. Работает она ещё или нет, эта кнопка, да и кому охота в случае чего объясняться? А разошедшегося скандалиста, того и гляди, урезонит само слово «милиция»…

Пьяный захохотал.

Кира не уследила, когда это Костя успел покинуть их уголок, но он уже шёл, неторопливо и чуть-чуть вразвалочку шёл вперёд по проходу. Что тут прикажете делать? Гордиться смелостью кавалера? Или бросаться следом и хвататься за него двумя руками, чтобы не лез на рожон?.. Кира не знала. Ей было страшно.

Пьяный заметил подходившего Костю и воинственно повернулся навстречу:

– А ты, блин, тоже по лекалу захотел, мать тво… Он вдруг замолчал. Костя стоял к Кире спиной, и она не видела, что там у них происходило, да и видеть было особенно нечего: Костя, подойдя, молча остановился и вроде даже не двигался с места. Потом пьяный ёрзнул и с готовностью поднялся, прямо-таки даже вскочил, и они вроде под ручку направились в сторону дальнего тамбура. Костя шёл прямо, не теряя равновесия при толчках поезда, а его невольный (теперь было заметно, что невольный) попутчик пританцовывал рядом, неестественно выгнувшись боком и стукаясь обо все сиденья подряд. Они миновали тамбур и скрылись в гулко грохотавшем переходе между вагонами. Секунду спустя Костя вышел обратно уже один, захлопнул дверь и вернулся на своё место. Пассажиры косились и провожали его неразборчивым бормотанием. Теперь, когда всё отгремело, многим казалось: надо было просто не обращать на пьянчугу внимания, небось сам бы утихомирился.