«А я как раз из поликлиники иду, – почти неожиданно для себя самой соврала Вера. – Ничего не нашли. Спасибо большое за беспокойство…»

И ей действительно стало получше. Но ненадолго. Однажды Вера проснулась ночью от жжения за грудиной, около сердца. Она выпила сердечных капель и снова заснула… А утром, умываясь, закашлялась и увидела в раковине кровь. Тут же накатила слабость, вынудившая схватиться за край ванны. К слабости отчётливо примешивался страх. Вера сказала себе, что всё это от вида крови, определённо происходившей из потревоженной зубной щёткой десны… Одевшись, она в очередной раз отправилась на свою овощебазу – копаться в гнилье… Но не доехала. Потеряла сознание и свалилась прямо в вагоне метро.

Естественно, кто-то принял её за пьяную и брезгливо отодвинулся. Как ни странно, сердобольнее всех оказалась компания хулиганистых с виду подростков. И молодой милиционер, ехавший по своим делам и уже косившийся на хамоватую ребятню. Он и двое пацанов с «ирокезами» на головах вынесли Веру на перрон, девчонка с подведёнными зелёным фломастером глазами кинулась за дежурной…

Снова приехали врачи, и на сей раз так запросто отделаться от них Вере не удалось.

Шушуня выбежал в прихожую на звонок. Бабушка открыла дверь, и он повис у «дяди Саши» на шее. С тех пор, когда Лоскутков подобрал его в метро, потерянного выпивохой-отцом, маленький тёзка очень к нему привязался. Ждал, дождаться не мог. Ходил с ним гулять и явно гордился, шагая мимо дворовых мальчишек.

– Верочка-то уснула, слава богу… – шёпотом предупредила Шушунина бабушка, Надежда Борисовна. Потом пожаловалась: – Татьяна эта её только сейчас была, всю квартиру святой водой перебрызгала. Врачи в больницу посылают, а она в церковь тащит… Я спорить взялась, а теперь думаю: вдруг правда поможет…

Верина подруга Татьяна Пчёлкина была кандидатом технических наук. Институт, где она прежде работала, сдал в аренду почти все свои помещения, уволив соответствующее количество сотрудников – едва не всех, кроме дирекции. Татьяна сделала несколько довольно вялых попыток устроиться по специальности, потом махнула на это дело рукой. Уже больше года она вместе с Верой промышляла на овощебазе и… сделалась за это время ревностной христианкой. Она принадлежала к одному из последних поколений, выросших при государственном атеизме. То есть о православии, как и о прочих религиях, знала больше понаслышке, да ещё в отрицательном смысле. Опиум для народа и всякое такое. Она и теперь не была большим знатоком. Крутой жизненный поворот поменял в её сознании минусы на плюсы, и тем дело ограничилось. Стремление узнать побольше и вникнуть поглубже, вроде бы должное сопутствовать кандидату наук, так и не шевельнулось. Зато теперь Татьяна повязывала голову платком, спущенным на самые брови, да к тому же где-то подцепила идею, будто разговаривать на темы, не относящиеся к божественному, – жутко греховно. Саша встречал её несколько раз у Кузнецовых. «Как поживаете?» – «Хорошо». И всё, кончена беседа. Саша успел прозвать Татьяну «Просвиркой». Естественно, сугубо про себя.

Услышав от Надежды Борисовны о предполагаемом походе в церковь, он представил себе икону под стеклом и сто человек верующих, по очереди целующих это стекло… Содрогнулся и подумал, что некоторые аспекты религиозных чувств ему понять всё же не суждено.

Присутствие Вериного мужа Николая Саша засёк в квартире на слух. Тот сидел возле постели жены и чувствовал себя очень несчастным, по-видимому в основном из-за непривычной трезвости. Он не вышел поздороваться с Лоскутковым. Так уж получилось, что при первом знакомстве Саша тряханул его в четверть силы за шкирку, не без труда воздержавшись от более радикальной расправы. И надобно полагать, его тогдашние намерения были уловлены звериным чутьём, которое просыпается у некоторых пьяниц взамен разума, отравленного алкоголем. С того дня гражданин Кузнецов стал его смертельно бояться.