«Он из хороших парней», – пояснил Гектор.

– Какой это канал, Утманн? – спросил он.

– «Аль-Джазира», арабское телевидение из Дохи. Упомянули среди заголовков мировых новостей. Я поймал только хвост, но они повторят в конце выпуска.

– Дайте стул миссис Бэннок, – приказал Гектор.

Они напряженно, молча слушали отчет о визите иорданского короля в Иран, о террористе-самоубийце в Багдаде и о других важных для Ближнего Востока событиях. Потом на экране появилось изображение стройной белой океанской яхты, и комментатор заговорил по-арабски. Гектор синхронно переводил для Хейзел:

– Группа, именующая себя «Цветы ислама», взяла на себя ответственность за захват частной яхты в западной части Индийского океана. 125-метровая роскошная яхта «Влюбленный дельфин» зарегистрирована на Каймановых островах и принадлежит миссис Хейзел Бэннок, президенту корпорации «Бэннок ойл», Хьюстон, штат Техас. Миссис Бэннок считается одной из самых богатых женщин планеты.

На экране появилось изображение Хейзел Бэннок, великолепной в длинном бальном платье и знаменитом алмазном ожерелье, некогда принадлежавшем Барбаре Хаттон. Она танцевала с Джоном Макэлроем, тоже чемпионом по теннису, на балу демократической партии, организованном в Лос-Анджелесе для сбора средств в избирательный фонд. Комментатор продолжал говорить, а Гектор переводил:

– По словам представителя группы, яхта была взорвана в море в отместку за недавние жестокости, совершенные американскими войсками в Ираке. Пассажиры и экипаж взяты в заложники. Во время захвата миссис Бэннок на борту яхты не было. Единственной пассажиркой была ее дочь мисс Кайла Бэннок. Она тоже взята в заложницы.

На экране появился снимок Кайлы в купальнике, выходящей из бассейна. Смеющаяся девушка казалась воплощением молодой представительницы западных привилегированных слоев, избалованной миллионерше. Ее легкомысленный костюм должен был вызвать гнев и негодование у правоверных по всему миру.

– Боевики требуют от американского правительства извинений за террористические действия в Ираке, а также финансовую компенсацию за освобождение экипажа и Кайлы Бэннок.

Комментатор-араб перешел к рассказу о футбольном матче в Каире. Утманн выключил телевизор.

Лицо Хейзел светилось радостью.

– О Боже! Она жива. Моя малышка жива. Вы были правы, Кросс. Она жива!

Хотя Утманн и три других сотрудника «Кроссбоу» не смотрели на нее, они внимательно слушали. Гектор нахмурился, что заставило Хейзел замолчать, и встал.

– Идемте, – тихо велел он и вывел ее из здания. Солнце село час назад. Оба молчали, пока не оказались на берегу. Лениво плескался невысокий прибой. Выше приливной линии из песка торчали старинные причальные сваи. Хейзел и Кросс сели на песок. В заливе у причала два огромных танкера принимали груз нефти; их огни отражались в поверхности воды. В этом свете Хейзел и Кросс отчетливо видели друг друга.

– Я привел вас сюда, чтобы мы могли поговорить, не опасаясь, что нас подслушают, – объяснил Гектор, и Хейзел удивилась.

– Это ведь ваши люди. Разве вы им не доверяете?

– Эти четверо, вероятно, единственные люди на земле, кому я доверяю. Однако нет смысла подвергать их верность ненужным испытаниям. Им незачем знать, о чем мы говорим.

Она кивнула.

– Понимаю.

– Сомневаюсь. Людей безжалостнее и изобретательнее тех, с кем мы отныне имеем дело, не найти. Они втягивают вас в мир дыма и зеркал, уловок и обманов. Называют себя «Цветами ислама». – Он наклонился и пальцем начертил на песке рисунок, исламский полумесяц. – Им больше подходит название «адский болиголов». – Гектор распрямился и ногой стер рисунок. – Ну, хорошо, хватит. Попытаемся наметить план действий.