Я заметил, как индикатор батарейки моргнул два раза, а потом погас.

Воспользовавшись собственным телефоном, я позвонил в справочную службу и узнал номер «Керри, Крейн и Харди». Набрал его и услышал бойкий голос, пропевший знакомое название. Я попросил соединить меня с кем-нибудь, кто работает с Эми Уолен, рассчитывая поговорить с мелким служащим, которому известно ее расписание, а затем встретиться с ней. Кто знает, может, она даже окажется в офисе, и тогда мы сможем вместе пообедать.

Телефон затих на мгновение, а потом меня соединили с чьим-то помощником. Она сказала, что мне нужен какой-то Тодд, но сейчас он на совещании. Мне обещали, что он позвонит мне, как только освободится или даже раньше.

Потом я позвонил в «Ред кэбс» и попытался узнать, как мне связаться с Георгом Непроизносимым. Мне ответили, что он сегодня не работает, и диспетчер не был самой любезностью, хотя и сказал, что непременно сообщит мне, когда тот появится в гараже. Я закончил разговор, понимая, что этого никогда не произойдет.

Я вышел из отеля и направился на другую сторону улицы в «Сиэтл бест», сел за столик на улице с большой чашкой крепкого кофе, закурил и стал наблюдать за дождем, дожидаясь, когда кто-нибудь мне позвонит.

К половине одиннадцатого я замерз и начал нервничать. Действие десяти баксов, которые я дал швейцару «Мало», подходило к концу, и он уже с трудом сдерживал возмущение по поводу того, что перед отелем стоит моя машина. Далеко не новый внедорожник Циммерманов служил не слишком подходящей рекламой для их заведения. Да и для любого заведения. Ушедшие на покой преподаватели очевидным образом не слишком беспокоились по поводу грязи и вмятин на боках своего автомобиля, заднее стекло которого, кроме всего прочего, украшали выцветшие наклейки с пацифистской символикой. Наконец швейцар перешел через улицу и поведал мне о своих печалях, и я согласился отъехать.

Примерно через квартал я обнаружил подземный гараж. Выйдя из него, я пару минут изучал карту центра города, позаимствованную в «Мало». Она пестрела обозначениями магазинов и ресторанов, и мне потребовалось некоторое время, чтобы найти улицу, где находилось агентство, в котором работала Эми. Я думал, что оно должно занимать один из множества этажей в каком-нибудь из громадных деловых центров, окружавших меня со всех сторон, и ошибся. В действительности мне была нужна узкая улочка неподалеку от рынка.

Я прошел пару кварталов, и у меня уже начала кружиться голова, но наконец я обнаружил вывеску Торгового центра, а затем спросил дорогу у продавца газет. Он показал мне на боковую улочку, которая примыкала к рынку, а потом резко сворачивала налево. Указатель на одном из домов подтвердил, что это Поуст-Элли. Выглядела она как самое подходящее место для разгрузки рыбы или торговли наркотиками. Но метров через сто начался район, перестроенный в постмодернистском стиле девяностых, с японским рестораном, украшенным висячими корзинками с цветами, и маленьким кафе, в котором сидело множество людей, поглощавших совершенно одинаковые салаты. Вскоре я увидел строгую вывеску, прикрепленную к красивой деревянной балке, и понял, что нашел то, что искал.

Я вошел внутрь, пытаясь решить, как себя вести. Наши с Эми работы всегда сильно различались. Я знал ее помощницу в Лос-Анджелесе, немного по телефонным звонкам, когда что-то случалось, и по ее редким посещениям нашего дома, но она родила ребенка за пару месяцев до того, как Эми сменила работу. Эми упоминала имена своих коллег, некоторые достаточно часто, чтобы я их запомнил. Я был уверен, что слышал среди них имя Тодда. Но это вполне мог быть какой-нибудь другой Тодд. Кто знает, может, существует директива, в соответствии с которой в каждом рекламном агентстве должен работать один Тодд? Проделать задуманное было легче по телефону – я мог сделать вид, что сижу дома и пытаюсь связаться с женой, – но мне надоело ждать ответных звонков.