Пришлось Опёнкам вновь устраиваться возле колоды. Сквара вынул из кошеля запасное колечко от Зыкиной упряжи.
– Дай я!.. – загорелся младший.
Схватил колечко, устроил на костяшках, как показывала Арела. Оно сразу упало. Светел попробовал ещё. То же самое.
– Ей батюшка небось руку держал, – обиделся он.
Вернул колечко брату – и почти обрадовался, когда Сквара тоже его уронил.
Кербога не был бы ватажным вожаком, не умей он с кем угодно поладить. Суровый лыжный источник, пришедший разведать, чему это глумцы-андархи вздумали учить его сыновей, уже беседовал с ним чуть не свободнее, чем с тем же Берёгой. Забыв сердиться, гладил усы, смеялся кстати найденной шутке.
– А вот скажи, друг мой, – наконец спросил скоморох. – Слышал я в северной Андархайне легенду… То есть как легенду, громко названо… так, байку. Поговаривают, в день Беды наследный царевич, единственный сын праведного царя, был всё же спасён. Люди верят, будто крылатые псы выхватили его из огня и умчали в неведомый край, чтобы он вернулся возмужавшим, восстановил добрые времена… У вас на Коновом Вене ни о чём таком не рассказывают?
Светел, накрытый внезапным ужасом, прирос к земле. Захотелось самому стать монеткой, закатиться под помост, да поглубже. Сунуть голову в любой мешок погрязнее – укрыть слишком приметные волосы. «Не то заберут…»
Жог остался невозмутим.
– Мы люди несмысленные, едим пряники неписаные, – отозвался он вроде даже с ленцой. – Вот встречу другой раз симуранов, надо будет спросить.
Оба засмеялись.
Светел решился выдохнуть. Сквара, сидевший на полу, потянул его за руку. Светел повернулся к нему, еле вспомнив, чем они с братом только что занимались.
Сквара натужно, медленно шевелил сплочёнными пальцами… и колечко шагало. Не так, конечно, как у Арелы. Не плясало – неуклюже топталось, грозя провалиться, но… шагало!
Этого Светел уже не смог вынести. Девчонка, которую он изо всех сил старался если не впечатлить, так хоть разозлить, смотрела только на Сквару. Даже хитрость с монетой как-то так показала, что у Сквары вышло, а у него нет!
Он сердито выдернул руку:
– Ну тебя! Я тоже так смогу! Ещё и получше!..
Сквара смотрел на него снизу вверх, не столько с обидой, сколько беспомощно. Он не знал, как унять внезапную ревность брата, потому что сам был к ней неспособен.
– Котляры!.. – закричали снаружи. – Котляры!..
Братья побежали вон из шатра. Пенёк вышел за ними.
Все последние дни во дворе только и разговору было что о котлярах. Наслушавшись, Светел помимо воли ждал величественного пришествия. Десятки саней, запряжённых оботурами и собаками, а может, даже правскими лошадьми… Большой вооружённый отряд…
Выскочив наружу, он жадно завертел головой, но никакого поезда не увидел.
Из серой туманной стены, неся в руке снегоступы, вышел всего один человек.
На этом человеке сам собой останавливался взгляд.
А вроде ведь ничего такого особенного. Обычного роста, сероглазый, русоголовый, с недлинной бородой, поседевшей смешно – слева больше. И даже не андарх – левобережник. И вот поди ж ты… Осанка, постав головы, чуть ли не хватка руки, державшей простенькие чинёные лапки… Как не вспомнить Кербогу с его рассуждением о крылатых голосах, слышимых в любом согласии певчих. Только пришлый котляр был такой весь. У ворот собралось десятка три мужиков, и все на него смотрели, но он стоял перед ними, как Зыка или тот же Бурый – перед стайкой ничтожных деревенских севляжек. Не вздорил, но что-то внятно остерегало: не тронь. Пропадёшь.
Со двора нёсся полный кромешного горя вой Оборохи. От него по спине принимался гулять на тараканьих ножках мороз.