Князь Сергей Оболенский застал его в ужасном состоянии:
– Что с тобою, Михаил Дмитриевич?
– Лучше не спрашивай! Все в жизни как дым…
– Да что случилось-то? – настаивал князь.
– Все деньги пропали.
– Какие?
– Да этот миллион, что я насобирал, будто скряга.
– Как? Где? Расскажи.
– Отдал их своему крестному отцу Маслову, человек порядочный, а он вдруг спятил… чепуху несет… лает.
– Господи! – изумился Оболенский. – Да ведь миллион-то – не рубль, ты бы с Масловым поделикатнее…
– Всяко пробовал. Даже целовал его. А он под диван забрался и оттуда стал меня же облаивать… гав-гав! гав-гав!
(Забегая вперед, я скажу, что И. И. Маслов, не вернув Скобелеву деньги, очевидно, хотел отвратить крестника от авантюр, а перед своей смертью в 1891 году Иван Ильич весь миллион завещал на дело народного образования, так что сумасшедшим он никогда не был.)
24 июня Скобелев навестил Аксакова со связкой бумаг:
– Иван Сергеич, я оставлю их у вас. Боюсь, что за ними охотятся. С некоторых пор я стал подозрителен…
Вечером следующего дня Скобелев навестил ресторацию “Англия” на углу Петровки и Столешникова переулка. Здесь он ужинал с расфуфыренной немкой Вандой, известной кокоткой. Из отдельного кабинета в ресторан явился незнакомый господин с бокалом шампанского и просил Скобелева выпить.
– У нас там собралась хорошая компания, – сказал он. – Но узнали, что вы здесь, и тоже будем пить за ваше здоровье…
Скобелев выпил. Была уже ночь, когда дворника гостиницы всполошила Ванда, растрепанная, прямо с постели:
– Помогите! В моем номере скончался офицер…
Нагрянула полиция, и все узнали генерала Скобелева.
В. А. Гиляровский писал, что после этого Ванда повысила на себя цену, но к ней пристала кличка Могила Скобелева.
Историкам известна фраза фельдмаршала Мольтке:
– Не скрою, что смерть Скобелева доставила мне радость…
В этом случае немка Ванда могла быть агентом германского генштаба, который с ее помощью убрал Скобелева, как опасного противника в будущей войне. Но слишком подозрителен неизвестный господин из отдельного кабинета, просивший Скобелева осушить бокал шампанского, и в этом случае он мог явиться тайным агентом “Священной дружины”, которая расправилась с популярным генералом совсем по иным причинам.
В первом случае Ванда действительно являлась агентом бисмарковской Германии, ибо сразу же после гибели Скобелева немецкая пресса издала вопль дикой радости; в кайзеровской армии началось всеобщее ликование, будто она уже выиграла войну с Россией. Но владелец ресторана “Англия”, где часто ужинал Скобелев, говорил писателю Гиляровскому:
– Ванда не такой человек, чтобы травить кого-то…
Второй случай, с бокалом шампанского, более подозрителен. И эти подозрения усиливаются, если учесть, что царская цензура беспощадно вымарывала все подробности смерти Скобелева. Здесь опять из потемок является нам зловещая тень “Священной дружины”, а может быть, даже влияние самого царя, тем более что в простом народе тогда ходила молва, будто Александра III скоро свергнут, а царем сделают генерала Скобелева. Как бы то ни было, но в газетах Парижа писали, что тайным голосованием в “Священной дружине” 33 голосами (против 40) было принято решение избавить страну и армию от Скобелева…
Вскрытие тела производил профессор Нейдинг.
– Покойный, – объявил он, – скончался от паралича сердца и легких, воспалением которых недавно перестрадал.
Друзья Скобелева не верили в это:
– Миша был страшно мнителен, с каждым прыщиком бегал по врачам, а на сердце он никогда не жаловался.
Совершенно невероятно известие от С. И. Щукина, создателя музея русской старины в Москве, который говорил: