Я кивнула, хотя спокойствие покинуло меня при этом вопросе.

– Тогда мы должны начать.

Я не спросила: «Начать что?»

Мальчик поднялся с шезлонга, и только тут меня поразило, что он почти шести футов ростом.

– Какой у тебя сейчас рост, милый?

– Пять одиннадцать.

– А вес?

– Примерно сто шестьдесят американских фунтов [28].

Я прочитала все исследования Феликса, касающиеся Туринской плащаницы. Он предполагал, что рост мужчины был пять футов одиннадцать дюймов [29], вес сто семьдесят фунтов. Будет ли лицо Джесса походить на лицо, отпечатавшееся на плащанице? Я почувствовала благоговейный страх, смертельный испуг и устыдилась своей трусости, когда до меня дошло сходство.

Стоя ко мне спиной, Джесс небрежно спросил:

– Мама, ты будешь моим апостолом?

От этого вопроса у меня голова пошла кругом.

– Я? Твоим апостолом? Мария не была апостолом Иисуса.

Он обернулся:

– Она знала, кто он такой, еще до того, как узнали другие.

Я встала с шезлонга. Самоуверенность моя была на нуле.

– Что ты хочешь, чтобы я сделала?

– Найди Царствие Божие внутри себя.

– Хорошо, но как?

– Помнишь горчичное семя?

Я слабо рассмеялась.

– Только не это опять!

Джесс подошел и взял меня за руки:

– Имей веру, мама. Верь моим словам.

– Ладно. Которым?

– «Проси́те, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят» [30]. Ничего в Библии нет правильней этих слов, Madre, если ты не сомневаешься. Степень твоей веры определяет, насколько это обещание становится верным.

Я вспомнила, как Джесс сказал, что пришел в мир потому, что я и Феликс просили и верили. Это не было клонированием, но как такое могло быть?

– Почему так важно, чтобы я верила?

– Ты знаешь, что майя предсказали конец света двадцать первого декабря две тысячи двенадцатого года?

– Ну, он не наступил.

– В некотором роде наступил. Энергии земли восстали. Произошли подземные изменения. Для некоторых воцарится хаос, для других – великая радость. Если всё пойдет хорошо, человечество не уничтожит себя и землю. В конце концов все должны пойти по этому пути. Если моя собственная мать не отправится в путь, возможно, человечество обречено.

По моей щеке скатилась слеза, и во мне взорвалась горечь, которой я никогда прежде не испытывала. Я выпустила его руки, чтобы заломить свои.

– Думаешь, я не просила, Джесс? Каждый день твоей жизни я на коленях просила бога защитить тебя!

Я воздела руки.

– Я просила, но мне было в этом отказано. Бог допустил, чтобы ты умер у меня на руках в десятилетнем возрасте, невинный и полный любви.

Джесс снова устремил на меня задушевный взгляд. Я закрыла глаза, решив снять этот груз со своей груди.

– Думаешь, я не искала, Джесс?

Я почувствовала его руку на своем плече.

– Я искала тебя день и ночь – на берегу озера, в твоей комнате, в саду, в твоей лодке на озере Маджоре посреди ночи. Я искала и не нашла тебя, Джесс!

– Мамочка…

– Думаешь, я не стучала? Я колотила в небесные двери каждым биением своего сердца. «Открой и верни мне его!» – умоляла я. Я стучала, но двери не открылись. Ты не вернулся.

– Разве ты не видишь? Это было даровано тебе, дверь открылась, и ты нашла, что искала. Я не умер. Я здесь.

Ошеломленная, я молча заходила по комнате. Это было правдой, мои молитвы были услышаны.

– Между прочим, стоит ли мне продолжать цитировать Библию, Madre?

Джесс в детстве путался в Библии.

Я подумала, что нужно пресечь это в зародыше.

– Это книга христианства, а ты – реинкарнированный Христос. Что еще ты процитировал бы, Джесс Джонсон?