— Не знал, что ты такая, Лидаааа, — втягивает носом запах моей кожи, я кажется сейчас умру от этой ядовитой близости и от того, как сильно кружится моя голова, дыхание сбивается. — Думал, ты скромная и хрупкая как цветок. А у тебя колючки.

— Ты обломал корни этому цветку! И он превратился в сорняк! — дернулась, пытаясь вырваться, бесполезно.

Нюхает меня…

Жадно обнюхивает с одержимостью волка, чтобы напасть в любую секунду и растерзать.

— Сладкая…

— П-пусти…

— Не могу, — голос Игната охрип. — Ты нужна мне. Я никогда тебя не отпущу.

— Ты такой мерзавец…

— Я болен тобой, Лида, одержим до безумия!

— Хочу, чтобы ты исчез… — дрожащими губами молвлю, пустыми глазами смотрю на верхушку шелестящего клёна над нашими головами.

По щекам катятся крупные капли слёз. Я вспоминаю тот самый день, когда всё рухнуло в ад, моё сердце, моя душа тонет в крови и боли от многочисленных шрамов, что он мне нанёс.

Губы Игната приближаются к моим, застывают в миллиметре, и моё сердце застывает, покрываясь коркой льда. Жаркое дыхание обжигает щёки, губы, даже реснички. Сейчас поцелует… И я его укушу! Буду кусать его дьявольские губы, пока не припухнут, пока он не зарычит от боли и не отпустит меня!

— Я буду идти до конца.

Прошептав это в мой рот, неожиданно отстраняется, слезая со стола. Так и не поцеловал… Ладонью разглаживает складки на костюме, поворачивается к коляске.

— Не трогай его, он спит. Я час пыталась его укачать из-за колик, не надо, не буди.

Молчит секунды три, после гласно произносит:

— Собирайся, мы возвращаемся в город.

9. Глава 9.

Исаев не позволил мне остаться ещё хотя бы на несколько дней на даче из-за загруженности в бизнесе. Причем тут я? Всё просто, он хочет держать меня в поле зрения, как говориться, на коротком поводке, считая меня своей собственностью.

Я подписала документы, к сожалению, теперь вынуждена ему потакать. Но я не могла с этим мириться. Это было безумно тяжело!

— Ну вот и зачем он так с тобой поступает? — шёпотом говорит мне мама, немного отодвинув шторку окна в домике. Мы находимся на кухне, подглядываем на Исаева, что сидит на лавочке под клёном в ожидании нашего выхода. — Настырный какой! Не уходит, и здесь тебя караулит. Так быстро нашёл.

— Надо собирать вещи. Как жаль, что приходится возвращаться из-за этого мерзавца.

Быстро задёргиваю шторку, когда он поднимает голову и бросает взгляд бездонных каре-зеленых глаз прямо на нас, будто знает, что мы его обсуждаем.

— Жалеешь, дочь, что вышла замуж так рано?

— Жалею. Что тебя не послушала. Дурой влюблённой была, что тут скажешь. Первая любовь ослепила меня…

— Все мы дурами такими становимся, когда влюбляемся, — вздыхает она, — мужики кобели, в этом мы не виноваты.

С горечью слушаю маму, сама, тем временем, через силу складываю вещи в сумку. Она спрашивает про адвоката, про договор, сочувствующе меня утешает.

— Это ещё ничего, могло быть хуже. Сколько же у него сейчас денег! Запросто решит любой вопрос в угоду себе. Всегда наверно выходит победителем.

Так и есть. Игнат всегда и во всём был упорным и первым. Я прекрасно узнаю почерк бывшего мужа, поэтому знаю, что показывать зубы бесполезно. У него зубы страшней и острей.

В комнату забегает сестра, хватает со стола пирожок и запихивает его в рот с таким голодом, будто не ела несколько дней.

— А, вот ты где, наконец явилась. Собирай свои вещи, мы уезжаем.

— Как уезжаем? Не хочу!

— Иномарку чёрную и внедорожник видела у дома?

— Как такое не заметить?

— Игнат приехал…

— А, ну ясно. Ладно, пойду с подружкам попрощаюсь.